Смерть в Миракл Крик

Невозможно было отрицать: Тереза – дурной человек. Она не понимала, как люди могут говорит: «Я бы этого и злейшему врагу не пожелал». Сколько она ни убеждала себя, что нельзя, не нужно желать своей жизни кому бы то ни было, иногда она мечтала, чтобы каждый родитель прошел через то же, что она. Эти мысли внушали ей отвращение, и она оправдывалась: если бы повредивший мозг Розы вирус вызвал эпидемию, миллионы долларов, без сомнения, были бы выделены на поиски лекарства и всех детей быстро бы вылечили. Но она знала, что не ради Розы она мечтала, чтобы ее трагедия коснулась и других. Это просто-напросто зависть. Она не желала страдать в одиночестве, завидовала друзьям, которые заходили к ней на часок с кастрюльками еды погоревать, а потом убегали со своими детьми на футбол или балет. И раз она не могла вернуться к нормальной жизни, она мечтала столкнуть всех остальных с пьедестала нормальности, чтобы они могли разделить ее бремя, чтобы ей было не так одиноко.

В отношении Янг Тереза старалась гнать такие мысли прочь. Два месяца, что Мэри находилась в коме, она навещала их каждую неделю. Иногда она привозила Розу, чтобы та посидела с Мэри, пока она общается с Янг. Странно было видеть девочек вместе: Мэри в бинтах, с закрытыми глазами, и Роза рядом в инвалидном кресле: впервые наравне, почти подруги.

В тот день, когда Мэри вышла из комы, Тереза приехала одна. Открыв дверь палаты, она увидела врачей, окруживших постель, и сквозь них разглядела Мэри, сидящую с открытыми глазами. Янг бросилась обнимать Терезу с такой силой, что они врезались в стену, и сказала: «Она очнулась! С ней все хорошо. Мозг не поврежден». Тереза хотела ответить на объятия, сказать Янг, что это замечательно, произошло чудо, но словно невидимые веревки связали ей руки, петлей затянулись на шее, душили ее, у нее засвербело в горле и в носу, в глазах проступили слезы.

Янг ничего не заметила. Она только сказала: «Спасибо, Тереза. Ты меня не бросила. Ты хорошая подруга». А затем бросилась обратно к Мэри. Тереза кивнула и медленно вышла из палаты. Она прошла в уборную, в кабинку, и заперлась. Вспомнила, как Янг назвала ее «хорошей подругой». Положила руку на живот, стараясь проглотить зависть, ярость и ненависть, которые она испытывала по отношению к женщине, столь крепко ее обнимавшей. Потом сняла куртку, свернула ее и завопила, зарыдала, уткнувшись в нее лицом, все время сливая воду, чтобы никто ничего не услышал.

Янг вошла в зал суда, когда детектив Морган Хейтс только начала давать показания. Янг выглядела больной. Ее обычно персиковая кожа покрылась тусклой пепельной пленкой, как у человека, долго пролежавшего в больнице, глаза слипались от усталости, и Тереза ощутила укол вины. Она ни разу не навещала Мэри после того, как та очнулась. Это совпало с началом терапии Розы пуповинной кровью, так что у Терезы было оправдание, но все же она догадывалась, что ее внезапное отстранение сбило Янг с толку, и чувствовала глубокий стыд за то, что бросила подругу после выздоровления ее ребенка. Не потому ли она обратила свою поддержку на Элизабет, когда она была так нужна Янг, что стремилась наказать ее за выздоровление Мэри?

Гул шепотков пронесся по залу. Шеннон как раз говорила:

– Ваша честь, я повторно выражаю несогласие с этим допросом. Это все домыслы, несущественные и в высшей степени пристрастные.

– Протест зафиксирован и отклонен. Детектив, можете отвечать, – сказал судья.

– За неделю до взрыва, 20 августа 2008 года, в 21:33 некая женщина позвонила на горячую линию Службы защиты детей и сообщила, что женщина по имени Элизабет подвергает своего сына, Генри, незаконным и опасным медицинским процедурам, в том числе так называемому внутривенному хелированию, которое недавно убило нескольких детей. Звонившая утверждала, что Элизабет одновременно начала курс лечения, при котором предполагается употребление ртути, что ее в высшей степени беспокоило. Она не знала ни фамилии, ни адреса. Я являюсь лицензированным психологом, и мы сотрудничаем со Службой защиты детей, поэтому меня назначили расследовать это дело.

– Кем оказалась звонившая? – спросил Эйб.

– Звонок был анонимным, но позднее мы выяснили, что звонила Рут Вайс, одна из демонстранток.

Значит, Рут, женщина с серебристым бобом. Тереза посмотрела на нее на заднем ряду, заметила проступивший на щеках румянец, и ей захотелось ее ударить. Что за трусость. Анонимные обвинения, без последствий, без ответственности. Она снова вспомнила, как они шныряли за ангаром, выжидая идеальный момент, чтобы зажечь огонь, когда кислород уже будет перекрыт. Она обязана рассказать Шеннон свою версию, раз им известно точное расписание сеансов.

– Как вы нашли Элизабет и Генри? – спросил Эйб.

– Звонившая из онлайн-чатов знала, какой летний лагерь посещал Генри. Я пошла туда на следующий день к окончанию занятий, но Элизабет там не было. Генри забирала подруга. Я объяснила, по какому вопросу пришла, и спросила, знает ли она об этих медицинских процедурах.

– И что ответила подруга?