— У дантиста и без того хватает веселья с пациентами, — ухмыльнулся Джэпп. — Однако я полагаю, что он мог вращаться среди людей, имеющих отношение к сильнодействующим средствам. Может быть, у него даже есть какой-нибудь приятель, занимающийся наукой. А вот что касается
— Согласен, — сказал Фурнье. — Давайте дальше.
— Теперь место через проход — семнадцатое.
— Первоначально это было мое место, — сказал Пуаро. — Я уступил его одной из леди, поскольку она хотела сесть рядом, со своей подругой.
— А, это была достопочтенная Венеция. Ну а как насчет нее? Вот она — крупная шишка. Она могла занимать у Жизели. Правда, не похоже, чтобы у нее были какие-нибудь тайные грешки. Может быть, конечно, она просто умеет ловко заметать следы, или как там это у них называется. Нам нужно обратить на нее самое пристальное внимание. Сидела она весьма удачно. Если бы Жизель слегка повернула голову, глядя в иллюминатор, то достопочтенная Венеция могла метко выстрелить (или как вы это называете — выдуть?) как раз наискосок через салон. Конечно, попасть она могла только по чистой случайности, и при этом, мне кажется, ей пришлось бы привстать.
А вообще-то она из тех дам, что по осени выезжают с ружьями. Правда, я не уверен, может ли навык в обращении с ружьем помочь при стрельбе из духовой трубки аборигенов? По-моему, меткость глаза здесь тоже имеет большое значение, меткость глаза и практика, и вполне возможно, у нее есть друзья — мужчины, которые выезжают на большую охоту в разные дикие места. Она могла через них достать настоящий яд. Однако мне кажется, все это вздор. Тут нет ни крупицы смысла.
— Да, действительно, все это мало похоже на правду, — сказал Фурнье. — Мадемуазель Керр — я видел ее сегодня во время коронерского следствия, — он покачал головой. — Никому даже и в голову не придет, что она может быть замешана в убийстве.
— Место номер тринадцать, — продолжал Джэпп. — Леди Хорбери. Вон
— Мне удалось узнать, — сказал Фурнье, — что обсуждаемая леди очень сильно проигралась в баккара в Ле-Пинэ.
— Весьма оперативно с вашей стороны. Да, она такая пташка — как раз из тех, что путаются с Жизелью.
— Совершенно с вами согласен.
— М-да. Дальше — больше.
— Номер девять и номер десять, — проговорил Фурнье, ткнув пальцем в план.
— Мсье Эркюль Пуаро и доктор Брайант, — сказал Джэпп. — Что может мсье Пуаро сообщить о себе самом?
Пуаро досадливо поморщился.
— Mon estomac, — с чувством произнес он. — Увы, к сожалению, и разум может иногда оказаться рабом желудка.
— Я тоже, — с сочувствием промолвил Фурнье, — отвратительно чувствую себя в воздухе.
Он прикрыл глаза и выразительно кивнул.
— Теперь доктор Брайант. Что мы знаем о докторе Брайанте? Он большая шишка на Харли-стрит и вряд ли пошел бы к француженке занимать деньги, но кто его знает? Во всяком случае, если у доктора были какие-то темные делишки, то лучшего подозреваемого нам и не найти. Тут как раз на первый план выдвигается моя научная версия. Такой человек, как Брайант, сидящий на самой верхушке дерева, запросто вхож в научные круги, он свой человек для ученых-медиков. Для него стащить где-нибудь пробирку с ядом так же просто, как мне моргнуть, — она могла оказаться у него под рукой в какой-нибудь шикарной лаборатории.
— Такие вещи строго контролируются, — возразил Пуаро. — Это вам не лютик на лугу ощипать.
— Даже если и контролируются, умному человеку ничего не стоит подложить взамен что-нибудь совершенно безобидное. И это тем легче сделать, что такой человек, как Брайант, выше всяких подозрений.
— Вы рассуждаете разумно, — согласился Фурнье.
— Единственное, что в таком случае кажется непонятным, — почему он обратил всеобщее внимание на подозрительные обстоятельства этого дела? Он вполне мог сказать, что женщина скончалась от сердечного приступа — умерла естественной смертью.
Пуаро кашлянул. Оба его собеседника вопросительно посмотрели на него.