Смерть в пионерском галстуке

Настя ощутила, как сильнее сжались пальцы давившей на затылок руки, натянув волосы так, что терпеть уже стало невыносимо, и все-таки тихонько замычала от боли. И вдруг раздалось:

– Отпусти ее! Быстро! – голос почти незнакомый, взрослый, мужской, низковатый и чуть осиплый.

А следом неверящее, переполненное сдерживаемой яростью:

– Семен!

– Я же говорила, – не удержавшись, сдавленно пробормотала Настя.

– Так ты и правда жив? – Елизаров по-прежнему колебался, не желал принимать даже очевидное.

Все еще надеялся, что ему только померещилось?

Но Сэм не стал ни подтверждать, ни насмехаться, повторил настолько же холодно и бесстрастно, как обычно говорил его отец:

– Отпусти. Быстро.

И тот послушался, действительно перестал цепляться за Настины волосы и давить на затылок, даже отодвинулся.

Она наконец-то смогла поднять голову и тогда поняла, почему Елизаров оказался вдруг настолько сговорчивым.

Трус!

Ему было абсолютно наплевать на чужие жизни, но свою он ценил, слишком ценил. Отступал медленно, но неуклонно, потому что прямо на него был направлен ружейный ствол.

Дима тоже не строил из себя героя, как и тот, в капюшоне. Тем более и Сэм был не один, с ним пришли двое – мужчина в полицейской форме и…

Может, и Насте мерещилось? Или это на самом деле был тот самый блогер, канал которого она смотрела частенько, – Тимофей Мясников.

А Сэм… Настя больше не сомневалась – это точно он. Повзрослевший, ставший еще выше и шире в плечах. Уверенно держащий в руках ружье – охотничью переломную двустволку. У дедушки когда-то была примерно такая же.

Ствол чуть заметно перемещался, смотрел то на одного, то на другого. Всего два выстрела на троих, но никто из противников не хотел рисковать. Их смелости хватало только на тех, кто слабее – больных, безоружных, детей и женщин.

Ну правда же, мерзкие трусливые твари. У которых опять ничего не вышло. Ведь ребят тоже наверняка спасли. Потому Сэм и здесь. Только они могли сказать, что ее куда-то увели, а дальше он уже сам догадался. И пришел.

Настя с презрением глянула на отступавших, усмехнулась, попыталась подняться. Но, видимо, она слишком замерзла, еще и ноги затекли от сидения на коленях. Полицейский догадался, подошел, протянул руку:

– Держись, помогу.

Она ухватилась за его ладонь, а он покрепче сжал пальцы, не торопясь, потянул вверх. И Настя почти распрямилась, хотя непослушные ноги так и норовили опять согнуться. Полицейский ободряюще кивнул, улыбнулся и вдруг…

Наверное, не только она, но и остальные не поняли, как это случилось.

Резкий рывок, разворот, и Настя оказалась прижатой к нему спиной. В висок уперлось холодное пистолетное дуло, а в ухо ударил требовательный окрик:

– Семен, опусти ружье! Если не хочешь, чтобы она сдохла.

– Так ты… – сведя брови, пораженно выдохнул Мясников, но полицейский, не дослушав его, опять выкрикнул, еще нетерпеливей и громче:

– Семен, живей! Или я выстрелю.

Но теперь Настя его почти не расслышала, потому что в ушах опять зашумело. Она не отрываясь смотрела на Сэма.

Он изменился, действительно изменился, не только внешне. Это был уже далеко не тот порывистый, легко вскипающий парень. Конечно, он не ожидал такого предательства, но даже ни один мускул не дрогнул на его лице, только взгляд стал еще более сумрачным и пронзительным.

Сэм наклонил ружье.

– На пол! – скомандовал полицейский. – Положи его на пол и отойди!

Он опять послушался – медленно присел, приподняв одну руку и демонстрируя раскрытую ладонь, второй действительно опустил двустволку на каменный пол пещеры, потом так же медленно распрямился, отступил на несколько шагов.

У Насти похолодело в груди, будто одновременно с этими его действиями все сильнее и ощутимее таяла их последняя надежда – тоже уходила, дальше и дальше, унося с собой то, что могло бы произойти, но чему уже не суждено быть.

– Вот и отлично, – удовлетворенно выдохнул полицейский и, скорее всего, улыбнулся. Настя не могла это видеть, но легко считала по интонациям – насмешливое торжество и облегчение. Потом оправдался торопливо, словно провинившийся мальчишка, боящийся строгого отца: – Павел Петрович, я пытался дозвониться, предупредить. Но вы, видимо, уже в пещеру зашли, а в лесу и без того связь плохая. – Он сделал паузу, потом заключил с ехидной издевкой: – Пришлось напроситься в компанию. Типа… в помощь. Только вот кому, я не уточнил.

Но Сэм и тут никак не отреагировал, только по-прежнему смотрел тяжелым пронзительным взглядом, и его непробиваемая сдержанность, похоже, выводила из себя.

– А ты, Семен, – с презрительным высокомерием заговорил Елизаров-старший, – так и остался жалким неудачником. Вечно выбираешь не тех.

– А ты, как всегда, трусливо сбегаешь, прикрываясь другими, – в тон ему откликнулся Сэм. – Развел для себя очередной выводок тупых послушных крыс?

Его последняя фраза определенно попала в цель, пусть и не совсем в ту. Настя почувствовала, как крепче стиснула ее чужая рука, намеренно причиняя боль, как дуло сильнее вдавилось в кожу. Хотя и Елизарова задело, иначе бы он не произнес с таким показательным безразличием: