Вот только продержаться долго у него не получится. Темные пятна от обморожения уже расползаются по коже рук. В том месте, где пальцы отца вцепились в запястье дочери, та начинает ощущать холод. Но также чувствует и способ выбраться отсюда. Она может освободиться!
А как же группка потерянных щенков? Ее друзей? И сестра? Валентина не хочет их покидать. Она не оставит их на растерзание потустороннего голода, на растерзание Господину Волшебнику. Им не справиться без нее. Они понятия не имеют, от чего она их защищает. Однако теперь ей известен путь наружу. Она сумеет вывести всех.
Поэтому сейчас вырывает запястье из пальцев отца. Но он уже знает, где находится дочь, и, схватив за лодыжки, дергает ее назад. Она цепляется за тьму, стараясь найти, за что можно держаться. Часть тела уже очутилась снаружи, ощущаясь тяжелым грузом и окатывая болезненными вспышками.
Закрыв глаза, Валентина тянется к Айзеку, умоляя его помочь. Тянется к Китти, чтобы забрать младшую сестренку с собой.
– Вэл! – шепчет Айзек.
Она открывает глаза, но он слишком далеко и разрушит барьер, защищающий от холода, если покинет круг. Тогда ледяная тьма сожрет друзей. Слезы замерзают на щеках Валентины, когда она жестом просит Айзека остаться, после чего использует всё сохранившееся в ней волшебство, представляя, как накрывает детей согревающим одеялом.
Однако ее саму уже не оберегает тепло любви круга. Холод вгрызается в кожу так глубоко, что обжигает. Наконец голова тоже оказывается на свободе.
Валентина вскрикивает от света, звуков и боли. Руки по локоть еще находятся за пределами этого мира, и кожа горит от пронизывающего мороза. Попытка разжать кулаки, чтобы оставить друзьям плащ, натренированный и привыкший выполнять указания, ни к чему не приводит. Онемевшие пальцы не слушаются. А потом уже слишком поздно.
Отец сжимает дочь в объятиях. Белая комната вокруг такая маленькая, такая ограниченная реальностью, что даже не верится. И они здесь одни. Валентина подвела всех. Поэтому она запирает двери и сидит во мраке своего разума, так как это единственное место, которое не вызывает ужаса. Единственное место, которое не разрывает на куски ее сердце.
Восемнадцать
Вэл открывает глаза. Слезы струятся по лицу, пока она рассматривает следы от ожогов на своих руках, после чего произносит:
– Теперь мне известна вся история. Всё это время я думала, что совершила нечто непростительное, и шрамы свидетельствуют о моей вине. Но я получила их, пытаясь удержаться там, и никогда не планировала покинуть вас. Просто оказалась недостаточно сильной, чтобы противостоять отцу, который забрал меня оттуда.
– Извини, – всхлипывает Дженни. – Я винила тебя, потому что не понимала, каким на самом деле было то место. Как оно на нас влияло.
– Всё в порядке, – Вэл распахивает объятия и прижимает подругу к груди. Маркус, Хави и Айзек присоединяются к ним, снова формируя их связь. А смешанное дыхание опять становится щитом против холода. – Всё в порядке, – шепотом повторяет она.
И наконец-то это действительно так.
Вэл ни в чем не виновата. Отец спас ее, но не сумел вытащить всех. Вот что он видел, когда смотрел на дочь: собственные сожаления, а не ее прошлые грехи.
Как бы ей хотелось, чтобы он поговорил с ней! Хотелось бы сохранить воспоминания, позволяя себе чувствовать. Если бы она не была такой упрямой… Но именно поэтому они все сейчас здесь. Поэтому мать послала ее на коррекцию в детстве. Всё из-за проклятого противостояния тому, чего не желала делать.
Постепенно всплывают воспоминания о том, каково это – быть непоколебимо уверенной и непокорной. Эти качества до сих пор при ней, несмотря на все усилия окружающего мира.
Похлопав Дженни по плечу, Вэл медленно высвобождается из группового объятия.
– Я одна заключила сделку, – объявляет она. – Вам следует выбираться отсюда и ждать своих детей снаружи. Попробуйте вразумить мэра. Или хотя бы выиграйте для меня время.
Хави качает головой. На его лице нет ни следа озорства, лишь испуг.
– Я не понимал, что творил, но тоже заключил договор, что спою песню, если ведущая позволит мне увидеть передачу.
– И я, – шепчет Маркус.
– Она не выполнила свою часть сделки, – Вэл ободряюще улыбается друзьям. – Так что вы вне опасности и можете подняться наверх, пока я разберусь здесь…
– А как, ты думаешь, мать Айзека сумела записать выпуски на кассету? – хихикает с экрана за их спинами ведущая. – Кто отправил видеоряд на телевизор? Я обещала, что они сумеют посмотреть передачу, и сдержала свое слово. Уговор есть уговор.
– Они не знали, на что соглашались! – возражает Вэл.