Смерть в середине лета

Штрассер. Гитлер очень хорошо понимает, что, если это ваше «одно целое» не развалить, ничего у него не выйдет. Потому-то он уже поделил целое на две половинки, и весь июль половинки будут вздыхать друг по другу на расстоянии.

Рем. Я же уже сказал — это временный политический ход.

Штрассер. Ну ладно. Вижу, что убеждать вас бессмысленно. Человеку, взглянувшему на солнце, все вокруг кажется желтым, а вы загляделись на Гитлера, и весь мир вам видится в его сиянии… Ну что ж, пусть так. Но я все-таки должен кое-что вам сказать. А вы уж, сделайте милость, — выслушайте меня хладнокровно. Можете не соглашаться, но, если хоть что-то из моих слов западет вам в душу, и на том ладно. Дело, в сущности, простое. Это план революции — нашей с вами революции. Мы заключаем союз — сегодня же и, опираясь на отряды СА, добиваемся исключения Гитлера из партии. Вождем партии становитесь вы, Рем. Фон Шлейхер берет на себя Бломберга, и теперь, когда Гитлера уже нет, тот примиряется с вами. Ведь на самом деле пруссаки боятся вашего с Гитлером альянса. А я — я, имея в вашем лице мощную опору, начинаю проводить социалистические преобразования. Временным президентом делаем фон Папена, я — рейхсканцлер, вы — главнокомандующий. О финансовой стороне дела можно не беспокоиться. Если мы сейчас с вами договоримся, вопрос денег решится сам собой.

Рем. Это каким же образом?

Штрассер. Крупп немедленно переметнется на нашу сторону.

Пауза.

Рем. Понятно. Я вас понял. Думаю, и вы меня поняли. Меня ваш план не соблазняет — ничуть, потому что я Адольфа никогда не предам.

Штрассер. Ну что ж, спасибо, хоть выслушали. Но разговор еще не закончен. Я и не рассчитывал, что вы так сразу кинетесь в мои объятья. Только ведь вот какая штука получается, дражайший Рем. Если мы с вами не споемся и не уберем Гитлера, если не устроим общими усилиями стремительную, как разряд молнии, революцию… Если мы упустим этот шанс… Как, по-вашему, к чему это приведет? Нет-нет, не отвечайте сразу, подумайте.

Рем. А ни к чему не приведет, дражайший Штрассер. Все останется как есть. Мы с Адольфом — верные товарищи, вы — коварный интриган, Крупп — торговец смертью. Каждый будет продолжать разыгрывать свою роль и жить-поживать, а шарик будет знай себе крутиться дальше.

Штрассер. Вы полагаете? Ну-ка, поразмыслите еще. Чем дело кончится?

Рем. Да ничем.

Штрассер. Уверены?

Рем. Уверен… Ну, а по-вашему, — чем?

Штрассер. Смертью.

Рем. Это чьей же?

Штрассер. Моей. И вашей.

Пауза.

Рем (расхохотавшись). Ну вы и фантазер. Смертью? Вашей и моей? Вы что, к астрологу ходили? Слушаю я вас, слушаю, и сдается мне, что жар у вас — вроде как бредите вы. А ваш революционный план слабоват. Вы говорите, что я недооцениваю генералов, а вы-то и подавно их дураками считаете.

Штрассер. Да, я знаю, что план слабый. Но в нашем положении лучше слабый план, чем вообще никакого плана. Я бегу из последних сил, ухожу от погони, пытаюсь вскочить на вашего бешено несущегося коня. Если вы его остановите, мы оба пропали. А вы — вы натягиваете поводья! Я не могу этого видеть! Я должен открыть вам, не подозревающему о смертельной опасности, глаза — от этого зависит и моя жизнь. Забудем все распри, усядемся в одно седло, пришпорим коня. У нас нет выбора. Сломя голову вперед, по равнине, по горам, — там, за горизонтом, нас ждет заря революции… Поймите же наконец, Рем. Я ставлю сейчас все на вас и на три миллиона ваших штурмовиков, армию Революции.

Рем. Ставите на нас, чтобы использовать нас для измены.

Штрассер. Да нет же, нет! Ваши революционные отряды — наше единственное спасение. А Гитлер-то уж точно на вас больше не ставит.

Рем (с тревогой). Ну, это…

Штрассер. Гитлер поставил на наших врагов. Неужели вы этого не видите, Рем?

Рем. А хоть бы и так. Неужели я стал бы подавать руку предателю?

Штрассер. Черт с вами, пусть я буду предатель. Время не терпит! Если мы немедленно не объединимся и не ударим по Гитлеру…

Рем. То что? Смерть?

Штрассер. Да… Смерть.

Рем заливисто хохочет. Штрассер молчит. Смех Рема обрывается.

Рем. И какой же смертью мы умрем? От удара молнии? Или из пучины морской вынырнет мировой змей Мидгарда, и мы расколотим ему башку молотком, но погибнем и сами, сраженные смертоносным ядом? А может быть, нас, как последнего из богов, мужественного Тюра, укусит демонский пес Гарм?

Штрассер. Такая смерть еще куда ни шло. Только знаете, Рем, вы, может быть, и герой, но героической смерти я вам не обещаю.

Рем (весело). Что, от болезни загнусь?

Штрассер. Так вы ведь и так уже вроде как больны — сами сказали. Название вашей болезни — излишняя доверчивость.

Рем. Убьют? Казнят?

Штрассер. Скорее всего, то и другое. Вы уверены, что сможете вынести пытки?

Рем (насмешливо). Кто же это вас так запугал, господин трусишка? Скажите-ка. Боитесь даже имя назвать? Такой страшный человек, да?

Штрассер. Адольф Гитлер.