Смерть в середине лета

И старик заговорил, обращаясь к своему другу. Но не на японском, к которому успел за долгие годы привыкнуть, а на французском, точнее, на диалекте горного края, где родился и вырос. Если бы монаха сейчас услышали озорники-мальчишки, они вынуждены бы были признать, что эта раскатистая, изобилующая гласными речь совсем не похожа на скрипучий голос Тэнгу.

Ан-ри глубоко вздохнул и повторил:

— Да, будто стадо овец… Как там мои севенн-ские ягнята? Уж давным-давно приказали долго жить, как и их дети, внуки, правнуки…

Старик присел на скалу — там, где летние травы не заслоняли вид на море. Звон цикад несся отовсюду.

Ан-ри взглянул на глухонемого своими прозрачно-голубыми глазами и начал рассказывать:

— Ты, конечно, не поймешь ни единого слова из того, что я скажу. Зато, я знаю, ты бы мне поверил — не то что остальные. А потому слушай. История очень странная, даже тебе поверить в нее будет нелегко. Но, по крайней мере, ты не станешь надо мной смеяться, как другие…

После этого Ан-ри говорил долго, сбивчиво, а когда не мог подыскать нужного слова, помогал себе какими-то диковинными жестами — как будто рассказчиком было все его тело.

— …Давным-давно, когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас… Даже, пожалуй, был я еще моложе… Я пас овец на склонах моих родных Севенн.[113] Это такие красивые горы в самом центре Франции. К югу от горы Пила начинались владения графов Тулузских… Но зачем я тебе это говорю? Здесь ведь и о самой Франции даже слыхом не слыхивали…

Было это в 1212 году. Пятый крестовый поход ненадолго освободил от неверных Святую Землю, но вскоре христианское воинство потеряло ее вновь, и вся Франция скорбела об этой утрате. Женщины ходили в трауре.

Однажды вечером я гнал стадо с пастбища домой. Мои овечки взбирались вверх по склону, небо было ясное-ясное… Вдруг собака глухо завыла, поджала хвост и прижалась к моей ноге.

И я увидел, как с вершины холма мне навстречу спускается сам Спаситель, облаченный в белые, сияющие одежды. У него была борода, такая же, как на картинах, а лицо светилось улыбкой, полной любви и сострадания. Я пал на колени, а Господь протянул руку, коснулся моих волос и молвил: «Анри, ты вернешь Мне Иерусалим. Такие дети, как ты, изгонят из Моего города неверных турок. Собери множество мальчиков и девочек, веди их в Марсель. Средиземное море раздвинет пред вами воды свои, и пройдете вы прямо в Святую Землю…»

Я запомнил эти слова, но затем, видимо, лишился чувств, ибо, когда пришел в себя, лицо мое лизал верный пес, с тревогой заглядывая мне в глаза. Все тело было мокрым от пота.

Вернувшись в деревню, я никому не рассказал о чудесном видении — боялся, что не поверят.

Прошло несколько дней — четыре или, может, пять. Помню, шел дождь, и я сидел в пастушеской хижине один. В тот же предвечерний час в дверь постучали. Я вышел и увидел старого странника. Он попросил у меня хлеба. Я смотрел на пришельца во все глаза. У него был большой, с горбинкой, нос, суровое лицо, обрамленное седыми волосами, а взгляд — пугающе ясный и чистый. Я пригласил старика войти в хижину, чтобы не мокнуть под дождем, но он ничего не ответил. И тут я заметил, что одежда его совсем суха.

Мне сделалось страшно, я утратил дар речи. Старик взял хлеб, поблагодарил и пошел прочь. А напоследок сказал — почудилось, будто его голос звучит у самого моего уха: «Неужто ты забыл о том, что тебе велено? Почему ты медлишь? Ты — избранник Божий!»

Опомнившись, я бросился вслед за странником, но уже было темно, все вокруг застилала пелена дождя, и я не смог отыскать посланца. Из темноты доносилось жалобное блеяние овец…

В ту ночь я не сомкнул глаз. А наутро, выйдя в луга, признался во всем другому пастушку, самому близкому своему другу, Он был глубоко верующим мальчиком и, выслушав мой рассказ, тут же с благоговейным трепетом преклонил передо мной колени.

Не прошло и десяти дней, как вокруг меня собрались все пастушки округи. Нет, я никого и ни к чему не призывал — дети пришли сами.

А потом пронесся слух, что неподалеку от нашей деревни объявился восьмилетний мальчик, обладающий даром пророчества. Этот малолетний праведник творил чудеса и произносил проповеди. Говорили, что одним наложением перстов он вернул зрение слепой девочке.

Я отправился к чудотворцу, взяв своих последователей с собой. Пророк играл с детьми и весело чему-то смеялся. Я приблизился к нему, опустился на колени и рассказал о ниспосланном мне Слове Божьем.

У пророка была белая, как молоко, кожа, а на лбу под золотистыми кудрями проступали нежно-голубые прожилки вен. Он перестал смеяться, и уголки маленького рта несколько раз вздрогнули. Ребенок смотрел не на меня, а куда-то вдаль, на волнистые очертания холмов и пастбищ.

И я тоже взглянул туда. Я увидел высокое оливковое дерево. Лучи солнца так освещали его крону, что казалось, будто ветви и листья наполнены неземным сиянием. Подул ветер. Пророк величаво положил мне руку на плечо и показал на дерево. И я увидел, что на верхушке его собрался сонм ангелов, взмахивающих ослепительно золотыми крыльями.