Смерть в Византии

Ну что, Норди, если вы с Минушах не против, вернемся к нашей печальной принцессе и Марии Болгарской. Еще буквально два слова о последней. Бабушка Анны не забыла о том, что Византия расправилась с ее предками, и было это не далее как век назад, не считая тайно свершаемых убийств, которые имели место в знатных византийских семействах, после чего было принято заключать браки между враждебными кланами. Поди разберись во всем этом! Византия — царица вероломства! Линия Марии восходила к Арону, брату великого кесаря Самуила, болгарина, чья старшая дочь вышла в свое время за одного из Комниных, дядю по отцовской линии Алексея I, а именно Исаака Комнина, брата Иоанна — отца Алексея. Тут все четко прослежено историками. Я тебя совсем запутала? Просто хотела показать, что генеалогия порфироносцев донельзя головоломна: войны и браки между знатью и захватчиками, греки, славяне, надменные потомки древних родов и наглые соседи. Династия Самуила, владевшая землями от Дуная до Фессалии и Адриатики, то есть обширной соседской территорией, угрожала царствованию Василия II, величайшего самодержца из македонской династии. Неужто потребовались мощь и опасность, исходящие от Самуила, чтобы Василий дошел до применения той варварской жестокости, которой и по истечении века все еще страшились все крестьяне Марии? После многочисленных битв византиец одержал наконец победу в Струмице в 1014 году и взял в плен не менее пятнадцати тысяч человек из числа земляков Марии. Это-то понятно, но к чему было ослеплять их всех, оставив зрячими лишь сто пятьдесят человек, которым выкололи только по одному глазу и поручили отвести соплеменников к Самуилу? А тот не выдержал, да и умер с горя и стыда при виде своих ослепленных воинов, и с тех пор эту жуткую историю рассказывают всем болгарским детям. Вот уж поистине византийский поступок Василия II.

При одном упоминании об этом жестоком правителе сердце Марии сжималось, слезы выступали на глазах. Униженные не имут очей. Очи — а не ключ ли это к разгадке Византин?! Столько дискуссий по поводу видимого и невидимого образов, иконоборцев и иконопочитателей, ну ты знаешь… Мария слишком проста, чтобы принимать в этом участие, но знает, что в Константинополе люди прямо из кожи вон лезут, чтобы что-то доказать: иные заявляют, что видят незримый образ, другие считают, что его можно лишь ощутить, достаточно вдохнуть его, испробовать сердцем, приложиться лицом, а затем и всем телом, ну, как, к примеру, приникаешь к иконе или прижимаешь ее к груди. В Византии нас пожирают глазами. Да и у внучки Анны глазки такие острые, так и пробегают страницы ученых трудов! Доступно ли и ей невидимое? Возможно, еще нет. У нее уже много знаний, хоть она и дитя совсем, вот только не умеет делать самых простых вещей: слышать запахи, есть, ощущать. Как ни ослепляла Византия солдат Самуила, глаза все равно остаются. Глаза — свидетели, Анна — нежданный-негаданный свидетель, ее глаза — глаза византийки, но что нам о них известно… о глазах?

Рыба — мистический символ (продолжение «Романа об Анне»)

— Норди, ты меня слушаешь? Или разглядываешь Минушах? Хоть я и говорю, но глаз с тебя не спускаю. Так я продолжаю? Мы остановились на том, что Мария Болгарская окружила себя образованными людьми и экстравагантными проповедниками, которые заигрывали с богомильской ересью, если не исповедовали ее открыто, а также из любопытства давала приют наиболее достойным из странствующих рыцарей. Иные из этих чужеземных баронов получили право на какое-то вспомоществование в виде постных припасов, а самые чистоплотные и умеющие вести себя были даже допущены к трапезе, во время которой с помощью толмачей велись разговоры; в то время мало кто из иноземцев владел греческим. Наступила весна 1097 года, в эти места на разведку был послан юный Эбрар Паган из окружения графа Тулузского.

Эбрар Паган, или иначе Эбрар де Пэн, опередил войско Сен-Жиля. А также своего дядю — Адемара Монтёйльского, папского легата, в обязанности которого входило сопровождать французов, говорящих на провансальском языке. Я тебе напомню: Раймонд IV де Сен-Жиль стал крестоносцем на Клермонском соборе в ноябре 1095 года. В путь он пустился в октябре 1096 года, вместе со своей женой Эльвирой Арагонской, которая уже участвовала в священных войнах против испанских мусульман, и своим младшим сыном Альфонсом. Его старший сын Бертран остался управлять родовыми вотчинами. По хребту Монженевр одолели Альпы, прошли северной Италией до Триеста, затем проследовали по восточному побережью, через Истрию и Далмацию. Далмацкий берег плох, население там грубое и враждебное, сами войска оказались малодисциплинированными, в течение сорока дней пришлось переносить голод, набеги печенегов, преследования со стороны Иоанна Комнина — хозяина вежливого, но двуличного. Словом, натерпелись и до места назначения добрались лишь в 1097 году.