Смерть в Византии

— До свидания, принцесса. — Эбрар прошептал эти полные надежды слова только после того, как Анна вслед за бабушкой покинула зал».

— А теперь, Норди, послушай о том, что происходит в романе дальше на берегу озера. Так и кажется, что это было вчера.

Начало марта 1097 года, уже, как в мае, припекает солнце, поверхность озера такая гладкая, ласточки, вернувшиеся с зимовки, касаются ее крыльями. Анна сменила туники из красного, лилового и золотого шелка, которые носят во дворце, на крестьянские рубахи из белой холстины с вышивкой: кому здесь дело до того, во что она одета? Зое, ее верной наперснице, Марии или старику Радомиру, рыбаку на службе бабушки, на все взирающему глазами своей повелительницы?

Никто в Константинополе не поверит Анне, вздумай она рассказать родовитому окружению, что рыбачила с Радомиром, слушала его забавные еретические речи, по его собственному признанию, богомильские (на его родном славянском языке «богомил» означает «любимый Богом»). Он утверждал, что Добро и Зло поровну поделили между собой весь тварный мир, что женщины — существа равные мужчинам (что логически вытекает из предыдущего), но лишь в определенных обстоятельствах, не уточняя, в каких именно, и это вызвало у нее сперва смех, а потом опечалило. Как не поверят и тому, что она дышала пропитанным солью запахом, исходящим от карпов и форели — называемой в здешних местах «коран», — дергающихся в сачках Радомира, пробовала их нежное мясо, наслаждаясь вкусом, какого не знала на берегах Босфора. И даже дотрагивалась до них, ускользающих от нее, будто струящаяся меж пальцев ртуть. Ей захотелось последовать их примеру, когда лодка Радомира пристала к берегу, и она легла в воду в своей вышитой белой рубахе, когда же встала, ткань прилипла к ее телу, обрисовав грудь и бедра, а внизу живота появилось какое-то незнакомое ощущение — будто прилив чего-то горячего.

Один Гелиос,[78] сын Гипериона, да вода были ей свидетелями, но божество это лишало смертных зрения.

…и услышал его промыслитель Кронион;
Быстро орла ниспослал, между вещих вернейшую птицу.
Темного, коего смертные черным ловцом называют.
Словно огромная дверь почивальни высоковершинной
В доме богатого мужа, замком утвержденная крепким, —
Крылья орла таковы распростерлись, когда он явился.
Вправе над Троею быстро парящий. Они лишь узрели,
В радость пришли, расцвело упованием каждого сердце.[79]

Стихи слепого старца звучали в Анне, в то время как Афина, богиня с глазами цвета морской волны, будто морская рыба, ласкала ей грудь, живот, лобок.

Крики Зои, Радомира и слуг, ждавших ее за поросшими соснами скалами, вывели Анну из состояния несказанного удовольствия. Она вышла на берег и тут заметила неподалеку от себя горстку чужеземных солдат — крестоносцев, франков, судя по всему, чьих предводителей принимала у себя накануне бабушка. Хотя нет, ей это показалось, то были не солдаты, а разбойники — грязные, оборванные, голодные, от которых исходила опасность и для кошельков, и для жизни встречных. В который уж раз Анна пожалела, что не родилась мужчиной, пусть ей и твердили, что она похожа на отца. Ну почему ее не научили драться, пресвятая Богородица, почему лишили возможности выхватить саблю из ножен и кинуться на недружелюбных незнакомцев, как поступает отец и как учат поступать брата Иоанна? Нет, Анна не страшилась ни варваров, ни смерти. Разве после разрыва помолвки с Константином она уже не познала тяги к смерти? Однако впервые с тех пор, как ее тело открыло для себя воду, землю, ласточек и коранов, она устыдилась своей груди с торчащими сосками, просвечивающей сквозь мокрую тонкую холстину, длинных распущенных волос, голых рук и ног. Мужчины приближались. Анна не тронулась с места. Зоя издала пронзительный крик колдуньи, заговаривающей некую магическую силу, толи Зевса, толи Спасителя, а может, и того, и другого. Анна тоже всегда безотчетно обращалась к ним с мольбой, когда подступал страх. Варвары замедлили шаг, но все же приближались. Анна не видела уже ничего, кроме их темных, налитых злобой глаз, а потом потеряла сознание и рухнула как подкошенная в теплую воду, будто простившись с миром. Зло так же сильно, как и Добро, так к чему быть женщиной, лучше уж покончить со всем разом, не важно как!