Смерть Вазир-Мухтара

26

Все идет прекрасно, не так ли? Вот стоит апрель на дворе, вот предстоит большая удача. Вот человек почти забыл, что самой природой предназначено ему не верить людям, вот он простил любовницу, которая ему изменила, вот он думает о другой, еще девочке. Все принадлежит ему. Он не изменился, не правда ли? Он только повеселел? Правда, большая власть ему готовится, но ведь он-то - тот же самый? Кто сказал, что он стал самодоволен и важен и даже потолстел? Это Пушкин сказал где-то в обществе или, кажется, Сеньковский? - --------------------------------------(1) Между нами говоря (фр.). (2) Народность - в смысле популярности. Что он как бы раздулся, стал выше ростом и немного задирает плечи? Почему это сказали и кто это сказал? Никто этого, может быть, даже и не говорил. Может быть, он стал только более близорук, и потому он кажется надменным. Не так ли? Он все тот же. Только теперь пошли важные дела, ему некогда всматриваться в мелочи, в мягкие, и нежные, и незрелые мелочи. Все идет прекрасно, он не чувствует ничего дурного, не правда ли? Он вот полюбил по вечерам распить бутылку вина вдвоем с зеленым и заморенным офицером, у которого несчастье в Индии. Он предупредил это несчастье, он замолвил слово Нессельроду, и тот пошутил. Приятно сознавать, что спас человека. Это приятнее, чем подать милостыню нищему на улице. И он не придает этому никакого значения. Офицер сидит и дрожащими пальцами наливает себе вино. Он еще запуган. У него неприятности. Приятно самому не пить, а наблюдать другого. Офицер поет безобразную песню, тихо:

Я иду... Куда? В... Кострому... А зачем?

И он усмехается. Когда офицер напивается и мало что понимает, Грибоедов говорит ему тихо, но так, чтобы он расслышал: - Я уезжаю скоро на Кавказ. Но вы оставайтесь здесь, - он повышает голос, - или можете уехать к себе в деревню. И офицер соглашается.

27