Смерть Вазир-Мухтара

Он поехал в министерство. В большой приемной он просидел всего минуты две. Потом дверь кабинета широко распахнулась, и зеленый, какой-то съежившийся, выбежал оттуда поручик Вишняков, придерживая саблю. Он бежал, выгнув голову вперед, на цыпочках, широкими, неслышными шагами, как будто прыгал через лужи. Грибоедов негромко его окликнул: - Поручик... Тогда поручик остановился и посмотрел на Грибоедова. Он постучал перед ним зубами. - Ммм. С кем имею честь? И, забыв что-то или не узнав Грибоедова, не обратив на него ни малейшего внимания, повернулся, перепрыгнул последнюю лужу и скрылся в дверях. Грибоедов услышал, как брякнула сабля за дверью. Дверь опять распахнулась. Из кабинета вышел чиновник и попросил Грибоедова. Нессельрод стоял у стола, без очков. Лицо у него было серое, без улыбки, а глаза, выпуклые, жидкие, растекались во все стороны. Он был в гневе. Родофиникин сидел в креслах. Потом Нессельрод надел очки и улыбнулся Грибоедову. Начались странные разговоры. - Мы вам одолжены тем, что трактат был подписан только тогда, когда персияне внесли уже первые... суммы... куруры. Нессельрод махнул ручкой. - Вы знаете, любезнейший Александр Сергеевич, наш граф Эриванский награжден миллионом. Это сказал без надобности Родофиникин. У руководителей был какой-то разброд, в глазах и словах. Они не ожидали ответа, а говорили в воздух, точно ждали чего-то или кого-то. - Государь говорил мне о вас. - Нессельрод наконец остановил свои глаза. Он потер зябкие ручки и взглянул на Родофиникина. - Мы нашли наконец место, достойное вас. Грибоедов вытянул губы гусем. Он сидел, наклонившись вперед, поджав под кресла ноги, и не мигал. - Место важное, единственное, - Нессельрод вздохнул, - место поверенного в наших делах в Персии. Он поднял значительно палец. И ни слова о Кавказе, о Закавказской Мануфактурной Компании. А ведь он пришел сюда, чтобы услышать именно о проекте, который... Он взглянул на Родофиникина, а тот был седой, почтенный, учтивый. Нужно было тотчас же, тут же рассердиться, стукнуть кулаком по столу и разом покончить с министерством иностранных и престранных дел. Но он не мог. Человек, сидевший на его месте, в зеленом чиновничьем вицмундире, сказал его голосом, довольно сухо: - Русский поверенный в делах ныне в Персии невозможен. Нессельрод и Родофиникин смотрели на него, и выражение у них было выжидательное. И он вспомнил о другой казенной комнате, о той военной и судебной комиссии, где заседали Левашов с Чернышевым; и те так же тогда смотрели на него и ждали, когда он прорвется. - Потому что англичане содержат в Персии своего посла, а все дело в Персии теперь на том стоит, чтоб шагу не уступать английскому послу. Руководители переглянулись. - Государю надлежит там иметь своего полномочного посла, а не поверенного в делах. Грибоедов слушал свой голос, голос ему не нравился. Он был невыразителен. - Я же и по чину своему на этот пост назначен быть не могу. И притом же я автор и музыкант. Следственно, мне нужен читатель и слушатель. Что же я найду в Персии? И с надменностью, как будто он гордился тем, что чин его мал, он откинулся в креслах и заложил ногу на ногу. Он был неприступен - чин коллежского советника его охранял. А музыка и авторство были смешные занятия в глазах начальства, и он нарочно, назло это им сказал. Тогда Нессельрод вдруг сощурил глаза и сморщил личико. - Напротив, уединение совершенствует гения, как помнится, сказал... Кто сказал? Нессельрод улыбался. Он улыбался, как будто вдруг понял тонкую штучку, разгадал шараду, постиг наконец, что ныне хорошо и чего оставить нельзя. Он больше не глядел на Родофиникина. Он сказал беспечно: - А между тем мы уже пригласили для знакомства с вами человека, который вполне достоин быть вашим секретарем, если бы вы, конечно, согласились. И позвонил в колокольчик. Вошел дежурный чиновник, ему сделан знак, чиновник исчез, и через минуту вошел в кабинет молодой человек в очках, с тонким ртом, бледный. Молодой человек был Мальцов, Иван Сергеевич, литератор, как он отрекомендовался, и, вероятно, его почитатель. Так в этих Чернышевских комиссиях, верно, вводили к человеку другого, на очную ставку. Неприятно было то, что человек, этот Мальцов, был до странности похож на него, Грибоедова. Слишком унылая усмешка была у него на губах. Молодые люди подражали то пушкинским бакенбардам, то его очкам и пробору. Грибоедов, не сказав с ним и слова, начал прощаться. И старшие равнодушно и вежливо пожали ему руку. О проекте помину не было. Произошло какое-то понижение его в чине. Потом он пошел медленно по лестнице, по ступеням которой столь еще недавно бряцала шальная поручикова сабля.

28