- Видишь, моя милая, - горько сказал он, - как подло я поступил? Тебе трудно это понять, но ты не знаешь, на какую жестокость способен затравленный, озлобленный молодой человек, почти ребёнок - дети ведь не понимают чужих страданий. Тридцать два года назад глупый жестокий мальчишка заставил свою бедную мать выплакать по нему все глаза. Четыре дня назад погиб другой мальчик, который был его ненамного старше и намного лучше. Это тоже справедливость, Веглао, как это ни страшно. Это моя кара, я заслуживаю и принимаю её.
На миг он закрыл глаза под очками, а когда вновь открыл их, они блестели ярко, как разбитые льдинки на весеннем солнце.
- Мы ещё побеседуем, я надеюсь, - мягко сказал он, слегка коснувшись пальцами щеки девушки. Вслед за этим он встал и медленно зашагал по остаткам улиц.
Веглао смотрела ему вслед, пока он не скрылся.
Некоторое время она ещё сидела здесь, стискивая пальцы и скользя невидящим взглядом по всему окружающему. Потом, решившись, поднялась и направилась к дому Урмэди.
Всё-таки непросто понять человека. Казалось бы, жители Донирета должны были ненавидеть оставшихся в живых оборотней, однако никто не выгонял и не линчевал несчастных. Больница была разрушена, и в лазареты превратились почти все уцелевшие дома, в том числе и дом Урмэди. Люди лежали там вместе с бывшими оборотнями, и горожане выхаживали их с той же заботой, что и остальных.
Октай всё ещё лежал пластом, и потому был избавлен от интервью и встреч со всеми, кто хотел его видеть. Зато на Веглао обрушились не только репортёры, но и жители города. Мужчины при виде её снимали шляпы, женщины приветливо кланялись, а некоторые даже целовали её в щёку, дети доверчиво махали ей ручками. Дониретцы благодарили её за спасение города, исцелённые оборотни - за избавление от Кривого Когтя. Те немногие из них, кто боготворил вожака, предпочли уже забыть об этом, оценив, насколько же удобнее быть человеком. Только некоторые наиболее ярые поклонники Кривого Когтя смотрели на Веглао с ненавистью, но таких были единицы. Впрочем, общая благодарность не радовала Веглао. Она испытывала жгучий стыд, ощущая на себе восхищённые взгляды. Ведь она помнила, что не о других она думала в первую очередь, а о себе. Октай не в счёт - ведь он практически её второе "я". Убила-то она Кривого Когтя только ради мести, а весь город, да, наверное, и вся страна (думая об этом, Веглао ощущала стыд и страх) считала её героиней, стремящейся лишь к спасению чужих жизней. Нет, она стремилась и к этому, конечно! Она вместе со всеми горевала на церемонии погребения три дня назад, когда на пустыре возле города похоронили сто восемьдесят одну жертву самой кошмарной ночи в истории Донирета, - то обгорелое волчье тело с изуродованноё правой передней лапой закопали не здесь, а в отдалении, - искренне утешала тех, кто плакал перед ней, утирала чужие слёзы, слушала чужие жалобы, ни на секунду не притворяясь. Но, но, но...
Но белая маска Тарлиди у всех, кому она её показывала, вызывала только страх. Но бывшие оборотни, знавшие Тальнара, презрительно пожимали плечами, когда она начинала говорить о нём. Но имя Рэйварго указывалось лишь в одной из множества статей о найденной "Ликантропии", которые уже успели напечатать. А правда, которую рассказывала Веглао, мало кого устраивала.
Хильтуньо не было дома, когда она вошла туда. На кухне Торвита, осунувшаяся, с запавшими глазами, варила кашу на плите, одновременно напевая песенку своему сыну, задумчиво глядящему на неё со своего высокого стульчика. Увидев Веглао, Торвита ласково улыбнулась ей:
- Пришла? Ну, наконец-то отстали от тебя. Отца не видела?
- Видела. Он куда-то ушёл, - Веглао устало оперлась на стол. - Тебе помочь чем-нибудь?
- Нет, что ты, - торопливо отозвалась Торвита, - я сама справлюсь. Только вот... - Она метнулась к шкафчику и вытащила оттуда баночку с зелёнкой и комок ваты. - Отнеси это, пожалуйста, тому мальчику, он опять расчёсывает себе ранки, ну прямо как ребёнок...
Веглао отправилась в гостиную, где на трёх раскладушках и на одном матрасе лежали выздоравливающие люди. Все они спали. Веглао поставила на тумбочку рядом с одной из кроватей баночку с зелёнкой и поднялась на второй этаж, в небольшую комнату, где провели своё детство Рэйварго и Торвита.
Постель Октая была смята и пуста. Сам он лежал на полу, свернувшись клубочком на простыне. Веглао слабо улыбнулась, подошла к нему и опустилась на колени. Рукой она осторожно потрясла Октая за плечо, и он тут же проснулся.
- Ох, - только и проговорил он, садясь. Положив руки Веглао на плечи, юноша судорожно вздохнул и улыбнулся:
- Наконец-то ты здесь. Я уже начал беспокоиться.
- Почему ты лежишь на полу?
- Постель слишком мягкая.