Смерть Вронского

А другой потрясший Вронского случай произошел у него на глазах сразу после того, как в город вошли сербы, а с ними и он сам. Случилось это перед зданием все еще работавшего супермаркета «На-Ма». Царила страшнейшая неразбериха: одни говорили, что город не взят и взят не будет, другие, наоборот, что Вуковар пал, кто-то уверял, что на соседней улице видел четников под черными знаменами, причем совершенно трезвых, и слышал, как они распевали частушку, обращенную к президенту Сербии, в которой просили «прислать салата» к «мясу жареных хорватов», ему возражали, что сербы подобного никогда не сделают, потому что «все-таки они не такие», да и не посмеют «перед Богом и людьми», еще кто-то сообщал «совершенно надежную информацию» о том, что сербские части перегруппировались в направлении хорватской линии обороны «от Комлетинаца до Винковаца и дальше, через Ярмину до восточного предместья Джакова», рассказывали про «четыре новых танковых батальона, общим числом в сто двадцать танков», а кто-то добавлял к этому еще и «шестьдесят бронетранспортеров и четыре с половиной тысячи солдат»…

В это время к магазину подъехал желтый «фольксваген-гольф», из него вышел мужчина, бросил в открытое окно какую-то фразу своей жене, которая осталась сидеть на переднем сиденье, и поспешил на второй этаж «На-Ма» за керосином, который еще был в продаже.

Вронский собственными глазами наблюдал за происходящим из-за угла, где он укрывался вместе с первыми вошедшими в город сербскими солдатами, и он надолго запомнил жуткий крик обезумевшего мужчины, который, вернувшись с канистрой керосина, увидел свою жену по-прежнему сидящей в машине, но без головы. Ее голова, минуту назад срезанная осколком снаряда, лежала у нее на коленях.

Световид, самый могущественный из богов, ужасаясь увиденному, излил на город неожиданный ливень, чтобы смыть кровь.

В середине октября город все еще держался.

В середине октября (и в вуковарских подвалах знали об этом) силы хорватской артиллерии двинулись из Винковаца на прорыв блокады в сторону Маринада, на помощь Вуковару. Однако несколько дней спустя вместе с информацией о том, что наступление приближается к заключительной фазе, пришло сообщение, что европейские наблюдатели высказали решительный протест против хорватской военной операции, заявив, что, «если она не будет остановлена, миссия Европейского Сообщества покинет Хорватию». «Но почему? Почему?» — хватались за голову защитники Вуковара.

Почти ночью, в глубокой равнинной тишине позднего осеннего вечера, которая неожиданно воцарилась между предыдущим и последующими орудийными выстрелами осаждавших город, на этот вопрос ответил один из тех, кто укрывался в подвалах Вуковара, музыкант, еще совсем недавно игравший в оркестре оперного театра Осиека (семнадцать дней спустя он был расстрелян на Овчаре схватившими его сербскими добровольцами из организации «Белые орлы»). Он сказал: «Знаете, у моей бабушки был обычай раз в год собирать у себя за столом на торжественный семейный обед весь наш род. Но взаимная родственная любовь очень скоро превращалась во взаимные обвинения, сплетни и бесконечные гадости, высказываемые друг другу. Тогда бабушка поднималась со своего места и говорила: «Дети, меня интересует не правда, а мир и покой!» Именно так ведут себя сейчас и господа из Европейского Сообщества».

Единственная помощь, которую получали защитники города и мирные жители, скрывавшиеся в подвалах, поступала с неба. Хорватские самолеты сельскохозяйственной авиации производили вылеты и «бомбили» позиции сербов самодельными «бойлерными бомбами» — это были старые промышленные бойлеры словенского и цетиньского производства (графу продемонстрировали один такой, неразорвавшийся), наполненные гвоздями, мелкими железными обрезками и взрывчатым веществом. Pix сбрасывали вниз, на противника, летящие на бреющем полете и недоступные армейским радарам «кукурузники».

А тем временем внизу, где за пределом досягаемости стрекочущего сельскохозяйственного самолета простирались крестьянские пашни, аккуратные виноградники, реки, высокие тополя и пышные вязы, которые оттуда, с высоты, выглядели совсем маленькими и уже слегка пожелтевшими, сновали бронетранспортеры с подвижными рыльцами, которые то и дело плевались выстрелами, оставлявшими за собой прерывистый белый след дымка, и эти выстрелы были едва слышны там, наверху, хотя от этой высоты было еще очень далеко даже до самых низких облаков.

…и нам бы следовало бежать оттуда, да не смогли от дома родного оторваться…

Последнее обращение из Вуковара к Хорватии.