Смерть за хребтом

Где-то в середине пути жажда стала убийственной, и мне пришлось напиться из подвернувшегося пруда. В ночной темноте цвет воды был почти не виден, но по опыту я знал, что колер у нее светло-коричневый или шоколадный, и потому даже бараны ее пьют с глубоким отвращением. Теперь я познал и ее вкусовые качества – они оказались полностью аналогичными вкусовым качествам жидкой грязи, сдобренной разнообразной органикой. К тому же пруд за последнее время изрядно подсох и сократился в размерах, и поэтому был окружен кольцами глины различной консистенции; так что после водопоя я с ног до головы был липок, черен и пахуч, а к старым микро– и другим организмам, поглощенным мною с мясом шакала (лисы) и нескольких черепах и змей, добавились многочисленные колонии новых.

В течение последней ночи пути мне несколько раз пришлось прятаться от “Тойот” неутомимых контрабандистов – глупо было бы встретиться со своими старыми знакомыми. Последняя “Тойота”, как мне показалось, преследовала меня. Блуждающие огни предыдущих я замечал за несколько километров. А фары этой вспыхнули в сотне метров от меня.

Я упал на четвереньки и побежал в сторону аллюром “три креста”... Машина немедленно повернула за мной. Я был сражен страхом повторения пройденного, к тому же бег выбрал последние силы. Ослепленный ярким светом фар, я, комок страха и отчаяния, запнулся и упал неживым. “Тойота” же, немного пропетляв, прошла рядом, и я заметил за баранкой здоровенного парня в маскировочной одежде.

Это был Масуд. Рядом, выпрямившись и вперив глаза в горизонт, сидел Удавкин в своей обычной сине-красной ковбойке. В кузове стояли, оглядываясь, пять – шесть человек в белых одеждах. Увидев эти одеяния, я понял, что меня не заметили, благодаря моему послеводопойному окрасу...

К исходу третьего дня моими внутренностями вплотную занялись поглощенные микроорганизмы. Несколько раз они вывернули меня наизнанку. Но вдалеке был уже виден свет фар пролетающих по шоссе машин. Я сказал себе: “Ты дойдешь туда”.

И отключился.

5. В раю? – Хозяева и гурии. – Все, что надо мужчине. – Опять пленник? – Лейла – мое небо.

Шелковое, пахнущее лавандой постельное белье, мягкие подушки, нежное одеяло, на мне – великолепный, расшитый серебряными нитями халат...

“Опять глюки!” – подумал я и, приподняв голову, заморгал глазами. Но видение не исчезло, а наоборот, украсилось множеством восхитительных деталей. Я увидел сияющую чистотой просторную комнату со стенами, украшенными лепниной и золотым накатом, полом, покрытым пушистыми персидскими коврами... Кругом стояли прекрасные фарфоровые вазы с цветами, большей частью искусственными. Стены украшали гобелены ручной искуснейшей работы. На одном из них было изображено нечто знакомое и, немного поразмыслив, я понял, что передо мной “Тайная вечеря”.

“Итак, Христос с соратниками ужинает в богатом мусульманском доме... Интересно, что они там едят? Если протертый супчик с пресными лепешками, то, сейчас, пожалуй, я бы отказался... И подождал здешнего ужина... Не может быть, чтобы в этом доме с тончайшими вазами и искусной лепниной не было просторной кухни с изобретательной стряпухой. Изобретательной и алчущей восхищения своим творчеством...”

Откинувшись на подушки, я попытался припомнить, что же со мной случилось после благополучного приземления на обочину автомагистрали Тегеран – Захедан, но вспомнить ничего не удавалось. То, что приходило на ум, могло быть либо бредом изможденного человека, либо мечтаниями праведника, находящегося в раю или, на худой конец, на пути в него.

Ну, к примеру, мне виделись белоснежные облака, я парил в них, окруженный заботливыми полуобнаженными девицами со светящимися глазами. Прекрасные создания были охвачены лишь одним желанием – быть мне приятными...

Я написал здесь “прекрасные”, но язык и ум мой не принимают вполне этого глубоко несоответствующего их неземной, неописуемой красоте, слова. Они ласкали меня, нежно и трепетно меня касаясь...

Одна из них, пальчики – лепестки роз, была особенно хороша... Как она была нежна, как заботливо она...

О, боже! Я вспомнил все – неземные девушки омывали меня в беломраморной комнате, и девушка с пальчиками, по шелковистости не уступавшими лепесткам роз, была наиболее внимательной... Потом она поила меня каким-то божественным напитком. Напоив, вытерла пальчиком пролившуюся на подбородок струйку. Стирая влагу, подушечка ее мизинца медленно поднялась от подбородка к уголку моего рта, и губами я почувствовал все ее тело...

Тут читатель, видимо, предвосхитил намечающуюся пошлость дальнейшего повествования и... ошибся. Жестоко ошибся и я. Я попал не на седьмое небо. По крайней мере, не совсем на седьмое небо. Или даже совсем не на седьмое небо...