Смерть за стеклом

— Да. Заметили, что по полу растекалось что-то темное, блестящее.

— Кровь?

— Откуда нам было знать?

— Могли бы к тому времени догадаться.

— Могли бы. Но это казалось абсолютно невероятным.

— Простыня насквозь пропиталась кровью. Почему вы не заметили?

— Понимаете, простыня была темно-синей. Ночная камера не различила на ней пятна. У нас все простыни темные. Наши психологи считают, что на темном белье заманчивее заниматься любовью.

— И что потом?

— К стыду своему признаюсь, что я закричала.

День двадцать седьмой 10.00 вечера

Они уже несколько минут находились в парилке и ждали, когда глаза привыкнут к темноте. Но напрасно напрягали зрение: чернота казалась абсолютной.

— Давайте поиграем в «Правду и вызов», [43]— послышался голос Мун.

— Вызов? — откликнулась Дервла. — Господи помилуй, какой еще вызов? Мы и так разделись догола!

— Есть кое-какие мысли, — хохотнул Газза.

— Оставь их при себе, Газза. — Дервла изо всех сил старалась напустить на себя строгость, что в ее ситуации оказалось совсем не легко. — Я не собираюсь ни с кем из вас трахаться. — В каждом слоге и во всех ее интонациях отчетливее проявился дублинский акцент. Дервла всегда прибегала к говору детства, когда чувствовала себя незащищенной. — Боже, моя мать меня убьет!

— Ну, хорошо, давайте ограничимся правдой, — согласилась Мун. — Кто-нибудь, задайте вопрос.

Из темноты донесся другой голос — резкий и раздраженный:

— Никакого, на хрен, смысла спрашивать у тебя правду, Мун!

Это сказала Сэлли. И ее резкое замечание совсем не соответствовало тону добродушного пьяного балагурства.

— Послушай, Сэлли, — ощетинилась Мун. — Я схохмила, согласна. А ты никак не можешь забыть!

— Девочки, прекратите! Что с вами такое? — проворчал Гарри.

— Спроси у Сэлли, — огрызнулась Мун. — Совсем не понимает шуток.

Сэлли промолчала. Она не забыла и не собиралась забывать. Мун поступила подло: присвоила ужасные страдания изнасилованной и притворилась душевнобольной, чтобы заработать жалкие очки. Когда-нибудь она узнает, какую нанесла ей, Сэлли, обиду.

— Да пошла ты! — заключила Мун.

В парилке возникло движение. Кто-то вышел за порог.

— Кто это? — спросил Хэмиш.

— Кто ушел? — подхватил Джаз.

— Это я, — ответила снаружи Сэлли. — Пошла отлить.

— Не забудь вернуться, — напомнил Джаз. — Иначе мы все проиграем.

— Помню, — успокоила его Сэлли.

В аппаратной наблюдали, как Сэлли вышла из мужской спальни, пересекла гостиную и направилась в туалет. Она не воспользовалась простыней, но это не привело Джеральдину в восторг.

— Недурно, — прогнусавила Тюремщица. — Но зрелище не то. Мы сотню раз видели ее кустистые прелести. Нужно, чтобы Келли или Дервла повернулись к нам передом.

Она устало смотрела на экран.

— Уж лучше бы она проредила свои кущи. Взгляните, к чему такая пышность? Я знавала лесбиянок с прекрасно постриженным лобком.

Фогарти, чтобы отвлечься, потянулся к двухфунтовому пакету шоколадных плиток.

Пока Сэлли отсутствовала, Мун вернулась к прежней теме:

— Ну, так что, поиграем? Задайте какой-нибудь пикантный вопросик.

Как обычно, откликнулся Гарри:

— Хорошо, пусть каждый объявит, с кем из команды он бы потрахался под угрозой смерти.

— С Дервлой, — ответил Джаз как-то слишком поспешно. И был награжден целым хором воплей.

— Джаз торчит от Дервлы! Джаз торчит от Дервлы! — пьяно тянула Келли.

— Премного польщена, Джаз, — ответила девушка. — Но я уже сказала, меня это не интересует.

— Но если бы пришлось, Дерво, — не отставал Гарри, — кого бы ты предпочла?

— Ты должна ответить, — настаивала Мун. — Мы все обязаны отвечать.

— Ну хорошо, хорошо. Пусть будет Джаз. Но только потому, что он оказался джентльменом и назвал меня.

— Я тоже его хочу, — призналась Мун. — Возьму после тебя. Ты такой отпадно соблазнительный, Джаз. Говорю, потому что здесь темно, я надрызгалась и ты не видишь, как я краснею. Но если бы обломилось, я бы вытрахала все твои долбаные мозги. Так что будь здоров, потому что я считаю, что ты классный парень.

— Вытрахала его мозги? — закричал Гарри. — На это понадобится целых десять секунд!

— Ты ревнуешь, Газза, — рявкнул в ответ Джаз. — Потому что счет два — ноль в мою пользу. Два — ноль! Два — ноль! — начал скандировать он.

Вернулась из туалета Сэлли и, сопровождаемая хихиканьем и криками, протиснулась среди обнаженных тел.

— Вот что я тебе скажу, Джаз, — начала она, — слушая тебя и Газзу, я очень рада, что сама лесбиянка.

— Берегись, Джаз, — предупредила Дервла. — Я тоже подумываю, не стоит ли переголосовать.

— А я выбираю Хэмиша! — закричала Келли. — Он врач. Это тоже надо уважать.