Смерть за стеклом

— Ну, хорошо, проехали, — подстегнула товарищей Мун. — Какой следующий вопрос? Давайте задам я! Кто-нибудь из нас платил когда-нибудь за то, что занимался сексом?

— А то! — расхохотался Гарри. — Сколько раз! Отваливал любимой подружке, потому что признавался, что накануне оттарабанил ее сестру или приятельницу.

— Я не о том. Вы платили за удовлетворение? Проститутке или наемному трахальщику? — Следующее замечание Мун показало, почему она проявила такой интерес к этой теме. — Не знаю, как вы, а я собой приторговывала.

Ее откровение вызвало у остальных явный интерес.

— Я нисколько этим не горжусь, но мне нужны были деньги. Я занималась гуманитарными и общественными дисциплинами в Престонском универе, когда он был еще политехом, а стипендии не платили. И подумала: какого хрена всю ночь торчать за стойкой, когда можно заколотить те же самые бабки, повалявшись двадцать минут на спине.

Все слушали с явным удовольствием.

Все кроме Сэлли, которая терпеть не могла Мун за ее бахвальство и выдумки. Кому какое дело до того, что эта тварь — проститутка? К тому же Сэлли не верила ее россказням. Больше Мун не сделает из нее дурочку.

— А я снималась в порно, — начала Келли. — Только не знаю, можно ли считать, что я получала деньги за секс?

— Зависит оттого, что ты делала перед камерой, — рассудил Гарри. — У меня есть фильм, называется «100 актов». Вы не поверите, но это правда — одна деваха натягивает сто мужиков в ряд. Я сам не верил, пока не увидел. Одного за другим: «Следующий, сынок, туда-сюда, перепихнулись, пошли дальше».

— Не может быть! — удивилась Дервла. — Никто не выдержит трахаться сто раз без передышки.

— Честно! Там все взаправду — кошерно-чисто — судьи с папками и все такое прочее. Девчонка в натуре обработала сотню. Я ее зауважал.

— А я никогда не занималась любовью перед камерой, — призналась Келли. — И не смогла бы. Эти порноактеры все такие сальные. Ужас! Меня снимали только в массовке — две девицы на заднем плане целуют соски, вот и все. Смех. Хотя многие играют по-настоящему: ласкаются, лижутся, трахаются. Заглавный герой, не поверите, — одновременно и драл, и давал!

— Воображаю, как нелегко поймать нужный ритм, — предположил Джаз. — Необходим метроном. А иначе — сбой!

— Хрен поймешь, что происходит: то ли ты вставляешь, то ли из тебя вынимают, — заржал Гарри.

И все грохнули вместе с ним.

Кроме Дэвида. Как далеко она намерена зайти, думал он и сжимал от напряжения кулаки. К чему она клонит?

Его звали Борисом Хреном, и это он стоял рядом с теми девчонками, демонстрируя сложный секс. Невероятно! Пот давно лил с него ручьями. Неужели она проболтается? Неужели эта безмозглая стерва собирается его выдать? Так и подмывало протянуть в темноте руку и зажать ее губастый раззявленный рот. Заткнуть кулаком, сунуть кляп, пока не поздно, утихомирить.

Дэвид чувствовал, что реплики Келли направлены против него, — подлый удар. Он только-только стал забывать те произнесенные шепотом в ванне слова. Келли его узнала, и это глубоко его потрясло. Но проходили дни, она не напоминала о своем открытии, он стал успокаиваться. Решил, что недослышал, недопонял... Или, по крайней мере, поверил, что она сохранит все в секрете.

И вот...

Она его мучила, смеялась над ним, показывала, что знает тайну, которая способна разрушить его мечты.

А Дэвид грезил только об одном — о сцене. Он мечтал стать актером, конечно, признанным, настоящей звездой. После Королевской академии театрального искусства показалось, что цель близка. Он завоевывал призы, получил первые достойные роли, и о его таланте заговорили влиятельные театральные агенты. Но все как-то быстро кончилось. Другие выпускники его класса пробились в Национальный театр, [45]в Королевскую шекспировскую труппу [46]или даже в Голливуд. А пламя Дэвида вспыхнуло и погасло.

Однако в глубине души он все еще верил, что поднимется. Он был хорошим актером и обладал талантом, который нельзя не заметить. И еще он был красивым, до боли красивым. Требовалось одно — толчок. Поэтому Дэвид попросился в шоу «Под домашним арестом». Он понимал, что это отчаянный финальный гамбит, но на поверку он был вполне отчаянным человеком.

У него появится телевизионное имя, и это наверняка куда-нибудь откроет дорогу: например, к выигрышной заглавной шекспировской роли в «Глазго ситизенз» или «Западнойоркширской труппе». И если появятся положительные отзывы, недолго ждать переезда в Лондон. А потом... а потом — вперед!

Вперед — догонять паршивцев с его курса, которым повезло гораздо больше, чем ему. Вперед — снова обрести способность открывать театральные издания и не костерить любую статью, где пишут об очередном проходимце, который на десять лет моложе его, но успел совершить переворот в искусстве, потому что поставил Шекспира под навесом на Собачьем острове. [47]

Но ничего этого не случится, если станет известно, что Дэвид Далгейш, актер, художник и человек, который отказывается от любой недостойной его таланта работы, не кто иной, как Борис Хрен и Оливия Ньютон Давала!