Смертельная белизна

Схватив заварочный чайник, она бросилась в кухонный отсек, чтобы долить в заварку горячей воды.

– Когда Физз говорит о Джимми, ей изменяет здравый смысл, – заявила Иззи, со стуком опуская чайник на стол. – С юных лет терпеть его не может – мы росли вместе.

Налив себе вторую кружку чая, Иззи порозовела. Страйк промолчал, и она нервно повторила:

– Шантаж никак не связан с папиной смертью. Это уже в прошлом.

– Ты ведь не поставила в известность полицию, да? – спокойно уточнил Страйк.

Наступила пауза. Иззи все сильнее заливалась краской. Она отпила чаю и отрезала:

– Нет.

А потом зачастила:

– Прости, я могу себе представить, как отнесетесь к этому вы с Венецией, но нас в данный момент более всего беспокоит вопрос об уважении к памяти нашего отца. Но всякое уважение будет перечеркнуто, если дело получит огласку. А шантаж может быть связан с папиной смертью лишь в том случае, если имело место доведение до самоубийства, но я же сказала: папа был просто не способен наложить на себя руки – ни по этой причине, ни по какой другой.

– Делия вряд ли смогла бы воспользоваться правом запрета на публикации, – начал Страйк, – без поддержки ближайших родственников Чизла, которые заявили, что никакого шантажа не было.

– Мы оберегаем память отца. А шантаж… он канул в прошлое.

– И тем не менее Физзи убеждена, что к смерти вашего отца причастен Джимми.

– Это не… это разговор особый, шантаж тут ни при чем, – бессвязно забормотала Иззи. – Джимми затаил… это трудно объяснить… Физз просто теряет рассудок, если речь заходит о Джимми.

– Твои родственники не возражают, чтобы я вновь подключился к расследованию?

– Как тебе сказать… Рафф не в восторге, но он нам не указ. Оплачивать твои услуги буду я.

– А почему он не в восторге?

– Потому, – начала Иззи, – ну… потому что из всех нас его допрашивали наиболее придирчиво, потому что… Слушай, Рафф нам не указ, – повторила она. – Твой клиент – не он, а я. У меня к тебе только одна просьба: опровергнуть алиби Кинвары… я знаю, у тебя получится.

– К сожалению, на таких условиях я не могу взяться за это дело, Иззи, – сказал Страйк.

– Почему?

– Клиент не должен мне указывать, что опровергать, а что нет. Если ты не хочешь знать всей правды, то я тебе не помощник.

– Но мне нужен ты, я же знаю, что ты – лучший, поэтому папа обратился именно к тебе, а вслед за ним и я.

– Тогда тебе придется отвечать на все мои вопросы, а не решать, что важно и что не важно.

Она испепелила Страйка взглядом поверх своей кружки, а потом, к его изумлению, коротко и раздраженно хохотнула:

– Сама не знаю, что меня так удивило. Я же знаю тебя как облупленного. Помнишь, как ты повздорил с Джейми Моэмом в «Нам-Лонг ле Шейкер»? Наверняка помнишь. Ты не отступал ни на шаг, хотя в какой-то момент вся компания была на его стороне… О чем, кстати, был спор, подскажи…

– О смертной казни. – Страйк был застигнут врасплох. – Как же. Помню.

На мгновение он увидел вокруг не чистый, ярко освещенный уголок гостиной Иззи с остатками былой английской роскоши, а весьма сомнительный полутемный вьетнамский ресторанчик в Челси, где двенадцать лет назад сцепился за ужином с одним из приятелей Шарлотты. У него в памяти всплыло свиное рыло Джейми Моэма. Страйку тогда приспичило вывести на чистую воду этого хряка, которого притащила за собой Шарлотта вместо его старинного дружка, Джейго Росса.

– …и Джейми буквально, буквально вызверился, – продолжала Иззи. – Он, если хочешь знать, сейчас весьма успешный королевский адвокат.

– Значит, научился держать себя в руках, – заключил Страйк, отчего Иззи опять хохотнула. – Иззи, – сказал он, возвращаясь к главному, – если твое предложение серьезно…

– Более чем.

– …то начни отвечать на мои вопросы. – С этими словами Страйк полез в карман за блокнотом.

Она в нерешительности наблюдала, как он достает ручку.

– Я умею держать язык за зубами, – сказал Страйк. – За последние два года мне доверили сотню фамильных тайн, и я никого не подвел. Впредь все вопросы, касающиеся непосредственно смерти твоего отца, будут обсуждаться мною исключительно в стенах моего агентства. Но если ты мне не доверяешь…

– Доверяю, – в отчаянии перебила Иззи, а потом, к удивлению Страйка, наклонилась вперед и дотронулась до его колена. – Доверяю, Корморан, честное слово, просто… мне трудно… говорить об отце.

– Понимаю, – сказал он и приготовился записывать. – Итак, еще раз: почему следователи допрашивали Рафаэля более пристрастно, чем остальных?

Он видел, что Иззи предпочла бы не отвечать, но после секундного колебания она сказала:

– Мне думается, отчасти потому, что папа в день своей кончины, утром, звонил Раффу. Это был его последний телефонный звонок.

– И что сказал?

– Ничего существенного. Это никак не было связано с папиной смертью. Но, – поспешно добавила Иззи, словно решив стереть последнюю фразу, – главная причина, почему Рафф не хочет к тебе обращаться, кроется, по-моему, в том, что он основательно запал на твою Венецию, пока она терлась у нас в офисе, и теперь… как бы это сказать… после своих сердечных излияний оказался в дурацком положении.