Смертельная белизна

Настойчивый лай Рэттенбери продолжал эхом оглашать лес в той стороне, где, по расчетам Страйка, терьер настиг Барклая, пробивающегося к своей машине с двумя полными вещмешками. Теперь, когда Кинвара отпустила ошейник лабрадора, пес гулко тявкнул и затрусил к двери, где принялся скрести лапой по стеклу.

– Если я позвоню в полицию, ждать придется долго. – Кинвара нервничала и злилась. – Меня там не воспринимают всерьез. Считают, что нарушители – это мои выдумки. Надо проверить лошадей, – внезапно решила она, но, вместо того чтобы выйти прямо в сад, бросилась из гостиной в коридор, а оттуда, насколько поняли Страйк и Робин, еще в какое-то помещение.

– Надеюсь, собака не искусала Барклая, – прошептала Робин.

– Давай лучше надеяться, что он не раскроил собачью башку лопатой, – пробормотал Страйк.

Дверь из коридора вновь распахнулась, и появилась Кинвара; к ужасу Робин, в руках у нее был револьвер.

– Ну-ка, ну-ка. – Страйк, прихрамывая, подошел к хозяйке дома и, резко вырвав у нее оружие, осмотрел. – «Харрингтон-энд-Ричардсон», семизарядный? На него требуется разрешение, миссис Чизл.

– Он принадлежал Джасперу, – ответила вдова, как будто это само по себе служило особым разрешением, – без оружия выходить не…

– Я пойду с вами проверить лошадей, – твердо сказал Страйк, – а Робин останется здесь и приглядит за домом.

Может, Кинвара и хотела запротестовать, но Страйк уже открывал дверь на улицу. Воспользовавшись случаем, лабрадор сиганул обратно в темный сад и огласил усадьбу зычным лаем.

– Господи, да что ж это такое… не надо было его выпускать… Бэджер! – выкрикнула Кинвара и резко повернулась к Робин. – Имейте в виду: из этой комнаты – ни на шаг! – Она ринулась в сад, а Страйк с револьвером похромал за ней. Оба исчезли в темноте. Робин, пораженная резкостью приказа Кинвары, приросла к месту.

Через открытую дверь в холодную и без того гостиную хлынул поток ночного воздуха. Робин подошла к камину и остановилась перед дровяной корзиной, призывно наполненной газетами, щепой и поленьями, но не решилась в отсутствие Кинвары развести огонь. Комната была точно такой же, какой запомнилась ей с прошлого раза – во всех отношениях неуютной; на голых стенах висели только четыре гравюры с пейзажами Оксфордшира. Где-то в глубине усадьбы по-прежнему лаяли две собаки, а тишину этой комнаты нарушал единственный звук, не замеченный Робин во время первого посещения из-за споров и перебранок хозяев дома: громкое тиканье старинных напольных часов.

У Робин, которая не один час отмахала лопатой, болел каждый мускул и нестерпимо саднили покрытые волдырями ладони. Она уселась на продавленный диван и обхватила себя руками, чтобы немного согреться, но тут сверху донесся скрип, очень похожий на звук шагов.

Робин уставилась на потолок. Наверное, показалось. В старых домах такие звуки – не редкость, нужно только привыкнуть.

В доме у ее родителей ночами фыркали радиаторы, а рассохшиеся двери стонали. Так что наверху, вероятно, никого не было.

Однако скрип раздался повторно – на некотором расстоянии от того места, где возник в первый раз.

Вскочив с дивана, Робин огляделась, ища, чем бы вооружиться. На столике рядом с диваном стояло безобразное бронзовое украшение в виде лягушки. Обхватив пальцами холодный шероховатый металл, Робин в третий раз услышала над собой скрип. Шаги – если только ей не померещилось – пересекли всю комнату, находящуюся прямо над гостиной.

С минуту Робин прислушивалась. Страйк – она знала – сказал бы: «Замри». Потом звуки сменились другими. Сомнений не оставалось: кто-то крался по лестнице.

Тихо ступая в одних носках, Робин выскользнула из гостиной, стараясь не задеть деревянную дверь, и беззвучно вышла на середину мощенного камнем холла, неравномерно освещаемого подвесным фонарем. Под ним она и остановилась, хотя сердце готово было выскочить из груди. Робин напрягала слух, воображая, как замер и выжидает совсем рядом какой-то незнакомец. С бронзовой лягушкой в руке она подошла к подножию ступеней. Лестничную площадку скрывала темень. Из леса доносился собачий лай.

Поднявшись на половину лестничного марша, она вроде бы услышала тихое шарканье по ковру, а затем осторожный шорох затворяемой двери.

Вопрошать «кто там?» не имело смысла. Если бы незнакомец готов был себя обнаружить, он вряд ли отпустил бы Кинвару одну в такую темень – выяснять, почему беснуются собаки.

Дойдя до верха лестницы, Робин увидела на темных половицах призрачный отблеск вертикальной полоски света, пробивающейся из единственной освещенной комнаты. По шее и коже головы побежали мурашки: невидимый наблюдатель мог скрываться в любой из трех темных комнат с распахнутыми дверями, которые остались у нее позади.

Постоянно оглядываясь через плечо, она кончиками пальцев толкнула дверь освещенной спальни, высоко подняла бронзовую лягушку и вошла.