Смертельная белизна

Поскольку вчерашняя суббота была вконец отравлена жесткой перепалкой по поводу ее работы, Робин отказалась от мысли походить с линзами: не хотела лишний раз напоминать Мэтью, какое задание ждет ее на ближайшей неделе. Он, похоже, считал нелегальное проникновение в палату общин равносильным государственной измене, а отказ Робин назвать имена заказчика и объекта довел мужа до белого каления.

Робин внушала себе, что Мэтью печется о ее безопасности, а значит, винить его нельзя. Этот мыслительный тренинг она повторяла, как заклинание: он волнуется, его нельзя винить, в прошлом году тебя чуть не убили, а он хочет видеть тебя живой и здоровой. Впрочем, тот факт, что в пятницу Робин ходила со Страйком выпивать, тревожил Мэтью куда сильнее, чем любой потенциальный убийца.

– Неужели ты сама не видишь своего гнусного двуличия? – негодовал он.

Когда Мэтью злился, у него натягивалась кожа вокруг носа и на верхней губе. Робин заметила это много лет назад, но в последнее время такая особенность вызывала у нее ощущение, близкое к дурноте. Своему психотерапевту она в этом не призналась. Ей было совестно за свою патологическую неприязнь.

– В чем же мое двуличие?

– Да в том, что ты с ним втихую поддаешь…

– Мэтт, я работаю с…

– …а потом точишь меня, когда я хожу поесть с Сарой.

– Да хоть заешься! – вспылила Робин. – Давай! Между прочим, я видела ее в «Красном льве» в компании мужчин с работы. Не хочешь ли позвонить Тому и настучать, что его невеста втихую поддает с коллегами? Или ходить в паб запрещено только мне?

Натянувшаяся кожа вокруг носа и рта выглядит как намордник, отметила про себя Робин: бледный намордник, под которым скрыт собачий оскал.

– А если бы Сара вас не засекла, ты бы призналась, что ходила с ним выпивать?

– Естественно! – в сердцах бросила Робин. – Хотя могу себе представить, как бы ты разорался!

Напряженные последствия этой ссоры, отнюдь не самой серьезной за прошлый месяц, чувствовались до вечера воскресенья. Мэтью потеплел лишь за пару часов до футбольного матча с участием англичан. А Робин вызвалась принести ему из холодильника бутылочку «Перони» и даже поцеловала в лоб, перед тем как отправиться на кухню, чувствуя, что у нее развязаны руки для ношения цветных контактных линз и для приготовлений к завтрашнему рабочему дню.

Робин несколько раз моргнула, чтобы восстановить зрение, и подошла к кровати – там лежал ее ноутбук. Притянув его поближе, она увидела новое письмо от Страйка.

Робин,

Нарыл кое-что на Уиннов, прикрепляю. Скоро наберу тебя и дам вводную на завтра.

К. С.

Робин прочла это с раздражением. Пусть бы «затыкал дыры» и работал по ночам, как обещал. Неужели он думает, что за выходные она сама не навела никаких справок? Робин кликнула на первый из прикрепленных файлов – документ, в котором Страйк подытожил результаты своих онлайн-трудов.

Герайнт Уинн

Герайнт Ифон Уинн, 15.07.1950 г. р. Родился в Кардиффе. Отец – шахтер. Окончил гимназию, поступил в Университет Кардиффа, во время учебы подвизался «консультантом по недвижимости».

В университете познакомился с Делией. Во время избирательной кампании стал ее доверенным лицом, а после возглавил офис по работе с избирателями. Чем занимался до этого – неизвестно.

За ним никогда не числилось ни одной фирмы. Живет с Делией в Бермондси[18], на Саутварк-Парк-роуд.

Страйк прикрепил пару размытых фотографий Герайнта и его знаменитой жены. Эти снимки Робин уже нашла и сохранила на своем ноутбуке. Страйку – она прекрасно понимала – пришлось попотеть, чтобы отыскать фото Герайнта, ведь минувшей ночью, пока Мэтью спал, она и сама убила на эти поиски не один час. Складывалось впечатление, будто Герайнт видится пресс-фотографам не более чем бесплатным приложением к супруге. Худой, лысеющий мужчина в очках с толстой оправой, вместо рта – щель, круглый подбородок, неправильный прикус – в совокупности эти черты вызвали в воображении Робин портрет геккона-переростка.

Прилагались и данные на министра спорта.