Смертельная белизна

– …да-а, демонстрация против ядерных вооружений. Я пошла за компанию с подругой, Венди, уж очень она увлекалась такими делами. Вегетарианка, – уточнила Дон, подтолкнув ногой неплотно прикрытую дверь в зал и вынимая пачку сигарет. – Понятно, что за личность.

– У меня свои, – сказал Страйк, когда она протянула ему пачку «Силк кат».

Он дал ей прикурить, а потом достал «Бенсон энд Хеджес». В воздух одновременно поднялись две струйки дыма. Развернувшись к сыщику, Дон закинула ногу на ногу и продолжила:

– …Да-а, короче, Джимми толкает речугу. Ядерное оружие, то-се, сколько можно сэкономить, чтобы поднять здравоохранение и так далее… Он, между прочим, красиво говорит, – отметила Дон.

– Это верно, – согласился Страйк. – Я сам слышал.

– Вот я и клюнула, заглотила и крючок, и леску, и грузило. Еще подумала: ну, прям Робин Гуд какой-то.

Страйк понял, что сейчас последует шутка, проверенная временем.

– А правильней будет – Угробин Гуд, – выдала она.

До встречи с Джимми у нее за плечами был неудачный брак. Ее первый муж нашел себе другую в лондонском салоне, которым супруги владели на правах совместной собственности. После развода Дон сумела сохранить бизнес и даже поднялась. В сравнении с тем прохиндеем, ее бывшим, Джимми казался романтической фигурой, и она рикошетом втюрилась в него без памяти.

– Девчонки к нему так и липли, – продолжала Дон. – Из левого движения, понимаешь? Даже малолетки. Боготворили его, прямо как поп-идола. Я только позже узнала, сколько их было, – после того, как он открыл себе карточки по всем моим счетам.

Дон подробно рассказала Страйку, как Джимми выклянчил у нее деньги, чтобы подать иск против предыдущего нанимателя, компании «Зэнет индастриз», где при его увольнении были соблюдены не все формальности.

– Обожает качать права, Джимми наш. Хотя, знаешь, он не глуп. Десять штук слупил с «Зэнет». Из которых мне ни шиша не досталось. Он все просрал – сутяжничал с кем попало. Даже меня хотел засудить, когда мы разбежались. Упущенная прибыль – обхохочешься. Пять лет на моей шее сидел, а сам заявил, что трудился безвозмездно наравне со мной, выстраивал бизнес, а заработал только профессиональное заболевание, астму, надышавшись химией… Так гладко пел… но судья, слава богу, на это не повелся… А потом он еще выдумал, будто я его преследую. Дескать, машину ему поцарапала.

Она затушила сигарету и потянулась за второй.

– Это и в самом деле я ее поцарапала. – Она неожиданно сверкнула озорной улыбкой. – Тебе известно, что его внесли в черный список? От него ни один суд не примет иска.

– Известно, да, – подтвердил Страйк. – Он был замечен в какой-нибудь преступной деятельности, пока жил с вами, Дон?

Она опять зажгла сигарету, глядя на Страйка поверх своих пальцев, все еще надеясь узнать, что же такое мог натворить Джимми, чтобы за ним охотился Страйк. Наконец она сказала:

– Подозреваю, что он не обходил стороной девчонок младше шестнадцати. Как я после слыхала, у одной… но мы к тому времени уже разошлись. Так что мое дело – сторона, – сказала Дон, и Страйк сделал пометку. – И я бы не доверяла ему ни в чем, что касается евреев. Он их на дух не переносит. Израиль – это для него корень всех зол. Сионизм. Да мне дурно делается от одного звука этого проклятого слова. Если подумать, их народ достаточно настрадался, – задумчиво выговорила Дон. – Кстати, в «Зэнет индастриз» у него был начальник-еврей – до чего ж они друг друга ненавидели!

– А как его звали?

– Как же его звали? – Дон, нахмурившись, глубоко затянулась сигаретой. – Пол, а дальше как?.. Лобштейн, точно. Пол Лобштейн. Возможно, он так и работает в «Зэнет».

– Вы поддерживаете контакты с Джимми или с кем-нибудь из его родных?

– Слава богу, нет. Пусть катится ко всем чертям. Единственный, с кем я встречалась из этой семейки, – малыш Билли, его брат.

Дон слегка смягчилась, произнеся это имя.

– Он был не в себе. Как-то жил с нами, правда недолго. Такой лапушка, честное слово, но малость не того. Джимми говорил, это из-за отца. Отчаянный алкоголик был. Растил их один и, говорят, нещадно лупцевал, ремнем или чем ни попадя. Джимми сбежал в Лондон, а бедняга Билли остался с этим извергом один на один. Неудивительно, что он таким дерганым вырос.

– Что вы имеете в виду?

– У него было… ну это… тик, правильно?

Она с исключительной точностью изобразила судорожное движение рукой от носа к груди, которое Страйк наблюдал у себя в офисе.

– Его посадили на лекарства, я это знаю. Потом он от нас ушел, жил одно время на квартире вместе с какими-то парнями. После развода я его больше ни разу не видела. Чудный был мальчонка, да, но Джимми он раздражал.

– Чем же? – спросил Страйк.

– Джимми не выносил, когда братишка заговаривал об их детстве. А почему – трудно сказать; я думаю, Джимми совесть заела, он же бросил Билли на произвол судьбы. Что-то здесь нечисто.

Страйк видел, что она давно не вспоминала о тех событиях.

– Нечисто? – повторил он.

– Пару раз после нескольких рюмок Джимми трепанул, как его отец спалился, в смысле, чем он промышлял.

– Мне казалось, он перебивался случайными заработками?