Смертельная битва

Несмотря на многочисленные атрибуты своего снаряжения, ниндзя мог передвигаться быстро, тихо и незаметно для окружающих. Вернувшись к входу в пещеру, таинственный и внушающий страх Саб-Зиро выбрался наружу и быстро спустился со скалы вниз, на берег моря.

Неподвижно застыв на земле в тени скалистого утеса, ниндзя вдруг ощутил доселе неизвестное ему чувство страха. Оно никак не было связано с предстоящей работой — ее бояться было нечего; место, служившее ему временным пристанищем, также не внушало ему никаких опасений. Охвативший его ужас был не от мира сего… Он исходил от чего-то такого, что нельзя было ни видеть, ни слышать, а можно было только чувствовать.

Тем не менее, привитые с детства традиции ниндзя помогли ему преодолеть это наваждение. Он вспомнил, что самое страшное для него, как и для других членов клана, — не смерть как таковая, а смерть в бесчестье. Такого с ним случиться не могло никогда, а больше бояться ему было нечего.

Усилием воли заставив себя забыть о непонятном страхе, чтобы ничто не отвлекало от порученной миссии, выносливый и прекрасно натренированный Саб-Зиро упруго побежал по залитому серебром лунного света прибрежному песку к тропе, которая вела в леса и горы, окружавшие деревушку Вуху.

Глава 19

Йон Парка несло в совершенной, абсолютной, непроглядной темноте; он ощущал себя уютно и расслабленно, где-то между сном и явью, хотя в глубине подсознания понимал, что он… мертв. На спине он лежал или на животе, было непонятно; в окружавшем его полном мраке невозможно было сориентироваться, он только чувствовал, что его куда-то влечет. Он не знал, из чего состояло его существо — из частиц материи или бестелесного духа, он ровным счетом ничего не видел; просто ощущал себя частью той самой тьмы, которая несла его куда-то вместе с самой собой.

Сборщик пошлины пытался соединить растекавшиеся во мраке обрывки туманных мыслей. Воспоминание о боли вернулось к нему легко и быстро: обжигающая, непереносимая, мучительная боль, когда клинок кромсал его живую плоть… медленно вспарывал ее изнутри, от живота вверх, к ребрам, пока наконец не остановился.

Почему же он тогда не умер сразу?

У Йон Парка, при его сидении в будке на берегу древнего канала, всегда было много времени на раздумья. Читать он не мог, а вся его работа заключалась в том, чтобы поднимать и опускать шлагбаум и собирать пошлину с торговцев, рыбаков и путешественников, пользовавшихся каналом, а потом отдавать собранные деньги местным властям, которые платили ему за это скромное жалованье — пять юаней в неделю. Разгуляться на эти гроши было, конечно, нельзя, он еле сводил концы с концами, но это было именно то, к чему он стремился. Он сошел с предначертанного ему пути ниндзя, чтобы обрести право на семью.

Его часто посещала мысль о смерти. Когда он еще только начинал карьеру ниндзя и горел желанием проявить себя на этом поприще, приученный думать лишь о чести, смерть его не страшила. Однако позже, когда пошел четвертый десяток его жизни — и это в стране, где мало кто доживал до шестидесяти, — он все чаще стал задумываться о кончине.

Парку всегда казалось, что истекающему кровью человеку умирать легче, потому что, потеряв сознание от боли, он почти ничего не будет чувствовать. Хоть он был ниндзя, ему как-то сказали, что тяжелораненый обычно впадает в шок, и это состояние помогает ему перенести страшную боль.

Теперь он должен был признать ошибочность этого утверждения. Все было совсем по-другому. Когда клинок вонзился ему в бедро и кровь его хлынула фонтаном, он услышал крики жены и сына и явственно ощутил, что ничто так не препятствует смерти, как сильная боль. Это она дает человеку силы цепляться за жизнь — превозмочь физические страдания в душераздирающем крике, в жгучей ненависти к убийце.

Саб-Зиро. Так называли палача люди, повалившие Парка на пол в его кабинке для сбора пошлины. Так звали чудовище, по приказу которого из стоявшей неподалеку хижины выволокли его жену с сыном, чтобы они смотрели, как кромсают плоть и проливают кровь их мужа и отца, чтобы они видели, какого цвета внутренности, вывалившиеся из его рассеченного живота, когда он был еще живой, когда корчился от адской боли и что было мочи вопил, и умирал…

А теперь его куда-то уносило.

Он знал, что умер, потому что прекратилось дыхание. Он помнил, как боль скрутила все его существо, сдавила мозг до умопомрачения, а потом ушла, покинула его. Но убила его не боль: то, что осталось от его тела, лицом вниз бросили в канал, и он утонул. Размышляя над этим теперь, он подумал, что ситуация была просто нелепой: тело его почти пополам было рассечено мечом, плоть изрезана на куски, кровь и внутренности растеклись по полу и разбрызгались по стенам, но смерть наступила от того, что он утонул.