Если бы он остался жив, то, скорее всего, рассмеялся бы над этим. Да, рассмеялся, если б только мог забыть свою бедную жену и сына-подростка, их нечеловеческие вопли и стоны, с которыми они смотрели на его кровавое истязание и муки. Они по крайней мере остались живы, но как сильно это изранило их души! Вряд ли они смогут когда-нибудь оправиться от кошмарного потрясения. Особенно жаль ему было своего чудесного, мягкого, доброго сына Цуя, который любил заниматься рисованием… он так сильно был к нему привязан.
Внезапно Йон Парк почувствовал, что больше его никуда не несет. Он был все так же невесом, как и раньше, не чувствовал себя самого, но теперь рядом с ним находился кто-то еще. По-прежнему его окружала темень, в которой, не было видно ни зги, но перед его мысленным взором возникло некое создание, которое он не только никогда не видел, но даже в самом страшном кошмаре вообразить себе не мог. У него были мускулистый торс человека, волчья голова, ниже от пояса — тело барса, покрытое хитиновым покровом, как у жука, передние ноги, как у лягушки, задние — как у медведя и загнутый крючком кверху скорпионий хвост.
Тут он услышал голос, назвавший его имя:
—
—
—
— Я…
В волчьих глазах Ю мелькнули искры гнева, он оскалился, оголив длинные белые зубы.
—
Услышав эти слова, дух Йон Парка — он понял теперь, во что превратился, — почувствовал, как в нем затеплился и стал разгораться былой боевой пыл ниндзя.
—
Божественный дух придвинулся к нему ближе.
—
—
—
—
—
Потом Йон Парк ощутил, что его вновь куда-то влечет. Сначала медленно, потом все быстрее его выносило из чистилища обратно в мир живых, в то место, которое было ему хорошо знакомо…
Он наблюдал на ними с верхушки дерева, ожидая подходящего момента, чтобы появиться…
Низкий туман стал стелиться по полю, а Кэно, Шнайдер, Сенни и Соня Блэйд под именем Джилли продолжали следовать за Кун Лао, освещавшим фонариком путь к священной горе Ифукубе.