Смертельная битва

Блеснула еще одна молния — но не такая, как предыдущие. Она была красного цвета и не столько осветила небо, сколько рассеяла тьму вокруг. Из самой ее сердцевины появились две фигуры — одна высокая, худощавая, другая неестественно большого роста и гораздо более мощная.

Когда бог грома обернулся, чтобы взглянуть на них, тонкие губы огромной фигуры искривились в злобной ухмылке.

— Рэйден! — проревел низким голосом Горо. — Я уже давно жду встречи с тобой!

Стоявший рядом с Горо Шен Цун бросил взгляд на державшего фонарь человека и улыбнулся.

— Я полагаю, перед нами Кун Лао, — сказал он. — Ты очень похож на своего далекого предка. Это отрадно, особенно если учесть, что через несколько мгновений ты получишь возможность с ним встретиться.

Глава 21

Цуй Парк лежал на соломенном матрасе, уставившись полными слез глазами на тростниковую крышу хижины. Боковым зрением через открытое окно он видел огни деревни. Все жители ее отдыхали после ужина. Те, у кого были телевизоры, глазели на экраны, а у кого их не было, играли в шахматы и кости, некоторые вели беседы под звездным небом, покуривали трубки или пили чай. Немногие близкие друзья отважились прийти и отдать дань уважения и памяти его отцу, большинство же знакомых боялись это сделать — слухи о его гибели внушали людям такой ужас, что они предпочитали не высовываться из дома. Цуй вынужден был один вылавливать останки отца из канала, потому что не нашлось ни одного храбреца, который вызвался бы ему помочь.

Проплакав весь день, мать его, наконец, заснула. Теперь, когда ему не надо было ее опекать и успокаивать, Цуй мог сосредоточиться на собственном горе от невосполнимой утраты.

«Почему они это сделали?» — не переставал он задаваться одним и тем же вопросом.

Юноша знал кое-что о жизни и обычаях ниндзя. Отец рассказывал ему о своем прошлом, о недовольстве, которое вызвало у хозяев его желание оставить ремесло тайного воина. Но это случилось двадцать лет назад. Почему же они пришли за его жизнью теперь?

— Потому что раньше они не могли меня найти.

Цуй рывком сел на кровати.

— Кто здесь?

Тьма, окутывавшая комнату, странным образом преобразилась; свет, исходивший снаружи, отражался от умывальника и радиоприемника, от металлического абажура лампы и зеркала… однако казалось, что в этой темноте двигалось какое-то непрозрачное, еще более темное облако, и субстанцию, из которой оно состояло, можно было бы назвать абсолютной тьмой.

— Не бойся, Цуй, — сказал тот же до боли знакомый голос. — Это я, твой отец.

Юноша затряс головой, пытаясь отогнать от себя наваждение. Его немного выдающаяся вперед челюсть отвисла, в ясных карих глазах застыл ужас.

— Этого не может быть. Тоже, наверное, их работа — и со мной эти негодяи хотят сыграть какую-то злую шутку.

— Здесь нет никакого подвоха.

Голос приблизился, расплывчатое пятно непроглядной тьмы — тоже. Цуй сообразил, что голос исходил именно от него. Юноша прижался спиной к кирпичной стене хижины.

— Я пришел просить тебя о помощи, — проговорил призрак Йон Парка. — Божественный дух Ю послал меня в мир живых отомстить за мою смерть… с твоей помощью.

— Нет, — простонал Цуй, — это у меня от горя разум помутился.

Продолговатая часть темного пятна протянулась к нему, и хотя Цуй не заметил ничего похожего на пальцы, он почувствовал на плече леденящий холод.

— Я не иллюзия, сынок, — сказал Ион, подходя ближе, — я — бессмертная душа Йон Парка, бессмертная и беспомощная, потому что бесплотная. Я не могу ни к чему прикоснуться. — Теперь этот леденящий голос звучал совсем рядом с ухом юноши. — Я не могу никого убить. Поэтому, сынок, мне нужно твое тело.

— Ты… хочешь получить мое тело? Но как?

— Я вселюсь в него на время. Чтобы мой дух и мое мастерство стали твоими, а твой разум и твое сердце останутся при этом такими, как они есть — добродетельными и незапятнанными.

— Навсегда? — спросил Цуй. — Ты останешься во мне навсегда?

— Мы с тобой станем единым целым, — прошептал Йон Парк, — но лишь до тех пор, пока миссия моя не будет исполнена. Потом я удалюсь и обрету покой, а ты вернешься к матери, к обычной своей жизни.

— Мать, — проговорил Цуй, соскальзывая с кровати, — мне надо разбудить ее и все ей рассказать.

Холодная рука застыла перед Цуем, преграждая ему путь.

— Нет, сын мой!