Смертельная красота

– Если вы найдете что-то безалкогольное, то давайте, – соглашается Николай.

Миронов подходит к ним сзади.

– Как вам выставка? Правда, организаторы постарались? Катенька, можно я украду вашего кавалера?

– Да, – только и успевает ответить Катя, а Сергей Алексеевич уже уводит Черного за собой, придерживая того за локоть.

Немного не так она представляла себе этот вечер. В мыслях держала Николая за руку, стояла рядом, а потом они сбегали вдвоем с этого раута. Но судьба в лице Миронова распорядилась по-другому.

– Хотел вам лично показать мою самую удачную работу, – говорит Сергей Алексеевич, подводя Николая к небольшому холсту.

Красно-коричневые тона мешаются с темно-зелеными, всплески голубых, белых и желтых мазков будто светятся изнутри на их фоне. На картине город – высотные здания, улица, машины, чуть смазанные от движения. И идущий одинокий человек. Его фигура будто перешла сюда с другого полотна – слишком живой и настоящей она кажется.

– Он же не один, правильно? Вот это – это люди? – Черный указывает на неясные тени.

– Да. Картина называется «Личность». По-моему, очень концептуально получилось, – улыбается Сергей Алексеевич.

– Мне очень нравится. У вас дар, – искренне говорит Николай, которому в самом деле хочется рассматривать эту картину, она что-то трогает в нем.

А еще Черному непременно хочется показать ее Кате, узнать, что думает о полотне она. Николай поворачивается, выискивая Смородинову в зале. Мимо проходят люди, с которыми Миронов здоровается или которым просто кивает.

Быстрым шагом подходит Наталья.

– Любовь моя, там журналисты подъехали, пора.

– Уже иду, – улыбается Миронов жене и объясняет Черному: – Хозяева «АртХолла» устроили что-то вроде пресс-конференции.

От гордости у Сергея Алексеевича расправляются плечи, он кажется выше ростом и моложе. Его глаза блестят немного безумным блеском. Судебный медик – виновник торжества, хозяин праздника, человек, ради которого все это затевалось, – был абсолютно счастлив.

– Не, ну так-то красиво, – говорит подошедший Семен и отхлебает из фужера шампанское. – А вон та штука на вскрытие похожа. Видели?

Черный поворачивается в ту сторону, куда указывает санитар. Что-то абстрактное с округлыми формами и паутинками каких-то нитей. Эту картину тоже хочется рассматривать, блуждая взглядом по лабиринту линий.

– Наверное, навеяна работой, – пожимает плечами Черный. – Как вам выставка?

– Да нормально. Я не особо разбираюсь в этом, мне фотки ближе. Но так-то Сергей Алексеич молодец, конечно.

Кучер допивает шампанское. Разговор дальше не идет, мужчины несколько минут молча стоят, разглядывая картину, потом Кучер отправляется за следующей порцией шампанского.

А Черному хочется узнать мнение Кати о выставке. Николай запрещает себе анализировать свои желания и порывы. Для рефлексии будет еще достаточно времени, решает следователь. Сегодняшний вечер нужно целиком посвятить общению, каким бы корявым оно ни выходило. Никакой работы, никакой серьезности и ответственности.

Мимо проходят Вика и Семен, девушка о чем-то без умолку трещит. Ее раскрасневшиеся щеки говорят, что она выпила и ей весело. Николай проводит эту странную парочку взглядом. И ловит себя на мысли, что хотел бы, наверное, уметь вот так же, как Комарова, отвлекаться от мрачных мыслей, оставляя расследование запертым вместе с бумагами в сейфе кабинета.

Катя сама находит его в толпе. Гости собираются вокруг Миронова и журналистов. Всем интересно посмотреть и послушать, а может быть, и попасть в репортаж. Смородинова пробивается, извиняясь и тесня гостей, к Черному и протягивает ему фужер.

– Апельсиновый, – одними губами произносит Смородинова.

Николай благодарно кивает.

– Моя работа не особо располагает к веселью, – говорит Сергей Алексеевич. – Поэтому в творчестве я стараюсь как можно дальше уходить от мрачных сюжетов. Но бывают времена, когда душа требует, знаете ли, выплеснуть наружу накопленное напряжение. Это, я считаю, своеобразная терапия.

– Будете ли вы продавать свои работы? – задает вопрос репортер.

– Думаю, да.

Миронов с нежностью смотрит на стоящую в первых рядах Наталью.

– Моя жена не позволит мне держать все картины дома. Ну и, естественно, искусство нужно показывать, а не держать взаперти, если вы меня понимаете.

Катя почти не слушает Сергея Алексеевича. Что интересного он может сказать? Да, картины красивые, но немного обыденные и скучноватые, на ее вкус. Пожалуй, ни одну из них Смородинова не повесила бы у себя дома. Все, что действительно волнует женщину – стоящий рядом мужчина. Их руки почти соприкасаются, Катя чувствует тепло его кожи. «Сейчас или никогда», – решает она, делая едва уловимое движение, чтобы взять Николая за пальцы…

– Николай Дмитриевич, – нагло улыбается рыжая бестия, – как идет расследование?

Момент безнадежно упущен.

– Своим чередом, – уклончиво отзывается мрачнеющий Черный.

Оператор Фирсовой направляет камеру на Николая.

– Между тем у вас уже три жертвы, как я понимаю? Каково это – обнаружить мертвого человека почти у своего дома?