Смертельная красота

– Думаю, в любой работе то, что делаешь сначала, не всегда идеально получается.

– Я продолжаю так думать. Что вот сейчас у меня не все идеально. Что не докручиваю. Что сюжеты банальны и уже написаны кем-то другим. Понимаете? Не хочется быть кем-то вторичным. Копиркой. Мне сорок семь лет, а я все еще ищу свой собственный стиль…

Миронов что-то говорит еще, увлекаясь и вдаваясь в специфические подробности. Рассказывает про то, что некоторым удается создавать полотна на века, пользуясь лишь огрызком простого карандаша, а кто-то, имея в своем распоряжении массу кистей и обширную палитру, не способен нарисовать цветы в вазе. Вот только Черный слушает его теперь вполуха.

Собственная фраза заставляет Николая из обычного человека, увлеченно разговаривающего с приятным собеседником, превратиться в следователя по особо важным делам. Будто слова смогли переключить некий тумблер, вернув Черному холодность и уверенность в себе. Этот скачок энергии был таким мощным, что он вмиг забывает обо всех невзгодах субботы.

– …и только бесконечная отработка может гарантировать хоть какой-то более-менее сносный вариант. Вы меня понимаете, Николай Дмитриевич?

– Да. Да, отлично понимаю.

Сказанное Мироновым настолько совпадает с тем, о чем думал сам Черный, что и ему хочется высказаться.

– Простите, что отступаю от темы. Вот вы сказали, что все требует отработки, верно?

– Верно.

– Получается, что мы сейчас можем видеть не первые его работы. Понимаете? Не первые работы, а то, что он нам захотел показать.

Черный спрыгивает с подоконника и шагает к стене. Его длинные пальцы принимаются оглаживать прохладные гладкие фотографии. Он будто бы видит их в первый раз. Какие точные позы. Как идеально подобраны бутоны на снимках мертвых девушек, как они гармонируют между собой. Как аккуратно сделаны разрезы. Ювелирно, точно, без помарок. Это не спонтанное убийство, не аффект, здесь не обошлось без задумки и тренировки.

– Наверняка ведь где-то могут быть трупы, которые по каким-то причинам мы не нашли. Я отказываюсь верить, что Авакумова была первой. Он должен был сначала отработать свои действия. Отточить.

Миронов хихикает.

– Простите, но это отличный каламбур в данном случае.

– Вы ведь согласны, что подобное невозможно совершить без подготовки?

– Да, это тонкая работа.

Миронов снова икает, но голос его становится более серьезным.

– Что вы собираетесь делать с этим?

– Разошлю запросы по областям. Мы ничего не нашли здесь, но не факт, что он не перемещается. Чем больше, как бы страшно это ни звучало, трупов мы найдем, тем больше будет у нас шансов поймать его. Где-нибудь он должен ошибиться. Мне будет достаточно его малейшей промашки, чтобы зацепиться.

– Вы очень умный человек, Николай Дмитриевич.

– Очень надеюсь, что это так.

Черный отходит от стены и присаживается на кровать. У него появилось направление. И чутье подсказывает, что направление это выведет туда, куда нужно. Наконец сформулировав про себя верные вопросы, Черный выдыхает.

– Сергей Алексеевич, а зачем вы хотели, чтобы я перезвонил? Что-то серьезное? Простите меня, я бываю слишком эгоистичен, – спохватывается Николай.

Напряжение, которое сжимало его уже несколько часов кряду, отступает.

– Просто хотел узнать, как у вас дела.

На фоне слышно, как Миронов что-то наливает.

– Мне самому нужно было позвонить вам с таким вопросом. Мне правда очень понравилась выставка. И организация. Ваша жена просто прекрасно со всем справилась. И так много было гостей, которые пришли вас поддержать. Я вас искренне с этим поздравляю.

Слова, которые Черный говорит, идут от сердца, но кажутся ему самому чужими и будто где-то когда-то подслушанными.

– Спасибо! Мне приятно.

Что-то звякает на том конце и катится. Миронов приглушенно ругается. Разговор прерывается.

Николай не перезванивает, его заботят теперь совсем иные мысли. В пустой квартире, совсем одному, думается легче.

* * *

Постоянное одиночество стало привычкой. Мальчик больше не пытается найти себе друзей. С ним не разговаривают даже те, кого задирают чуть меньше. С него не вымогает денег шпана – взять нечего, а пачкаться о заморыша никто лишний раз не хочет.

Однажды он решает доказать всем, что тоже на что-то способен. Идет в магазин, собираясь украсть с прилавка все, что будет угодно, как это порой ради забавы делают другие. Те, кому карманных денег хватает на покупку, предпочитают мелкие кражи. Это придает остроты их жизням.

Что ж, остроты в жизни мальчик навидался столько, что ему больше не хочется.

Он заходит в магазин и долго, медленно ходит вдоль стеллажей. Яркие обертки манят. Ему никто такое не покупает, он понятия не имеет, вкусно это или нет. Не знает запаха и цвета. Мальчик глазеет на аккуратно расставленные коробочки со сладостями. Внутри все трясется. «Неужели ради вот этой трясучки они это затевают? Что в ней хорошего?» – размышляет он. Чувство ему не нравится, оно напоминает о том, что плохого он успел увидеть, с чем столкнуться и чего избежать по чистой случайности.