Смертельная лазурь

Корнелия не ответила, только продолжала изумленно смотреть на меня. Подобного объяснения она явно не ожидала и была ошеломлена. И я поведал ей всю историю последних недель, начиная с ареста красильщика Мельхерса и помещения его в Распхёйс и до моих тайных открытий минувшего вечера в увеселительном заведении на Антонисбреестраат.

— Как видите, жизнь моя не такая уж безоблачная, — не без горечи подытожил я. — Во всяком случае, когда это касается судьбы моих работ. Одни служат греховным целям, другая вызывает припадок бешенства у моего учителя.

— Жутковатая история, — вздохнула Корнелия.

— Ладно, Корнелия, ладно. Я ведь не в обиде на вас за то, что вы мне не верите.

— Я верю вам. — Впервые за этот вечер лицо ее осветила улыбка. — Разве могли вы придумать такое, Корнелис? — И тут же лицо девушки мгновенно посерьезнело. — То, что вы мне сейчас рассказали, вызывает множество вопросов, и среди них тот, который пуще всего меня беспокоит: какое отношение имеет ко всему происходящему мой отец?

— Он что-то знает об этом роковом полотне, иначе не бушевал бы так. И не забывайте, речь идет всего лишь об изготовленной мною по памяти репродукции, а не о подлиннике. К тому же, уходя, я всегда прячу ее от любопытных взоров, набросив на мольберт кусок ткани.

— Возможно, отец просто снял эту ткань, когда искал, куда бы пристроить свою турецкую шаль. А зачем вам вообще понадобилось делать репродукцию, Корнелис?

Я пожал плечами:

— Вероятно, затем, чтобы в один прекрасный день показать ее вашему отцу. Вы не допускаете мысли, что именно он мог быть автором подлинника?

— Исключено, — твердо ответила девушка. — Мой отец никогда не использует синий цвет. Вы можете перевернуть вверх дном хоть весь дом, и, ручаюсь, не найдете порошка для приготовления синих красок. Ваши личные запасы я в расчет не беру.

У меня вдруг возникло непреодолимое желание как следует грохнуть кулаком по столу, и я бы обязательно грохнул, если бы не спящий наверху мастер Рембрандт.

— Вся эта история до ужаса напоминает мне Лабиринт Лингельбаха. Чем дальше заходишь, тем больше запутываешься и тем сильнее отдаляется от тебя выход, — процедил я, сжав в бешенстве зубы.

— Ну, знаете, коль уж вы заговорили о Лабиринте, там иногда бывает так, что ты, сам того не ведая, находишься в двух шагах от этого самого выхода.

— Я его отыщу! Обещаю вам, Корнелия.

— Вы намерены сообщить властям о том, что вам удалось обнаружить?

— А что я могу им сообщить? Что нарисованные мною портреты развешаны по стенам борделя? Простите, а где еще им истинное место? Что же касается Луизы ван Рибек, то мне как-то не верится, что она жертва шантажа ван дер Мейлена и оказалась в заведении исключительно по его злой воле.

Корнелия в порыве чувств вцепилась мне в руку.

— Обещайте, что ничего не станете скрывать от меня, Корнелис! Я очень боюсь за своего отца. Мне кажется, он вмешивается в очень опасное дело, слишком опасное даже для всех нас.

— Я не брошу ни вас, ни вашего отца, — заверил я Корнелию. — Но боюсь, мои денечки под крышей вашего дома сочтены. Ваш отец наверняка вышвырнет меня отсюда, как и в тот раз.

— Вот уж это предоставьте моим заботам.

— Как вы понимаете, я не против, хотя и явно не в восторге оттого, что вынужден приумножать их.

Пожелав Корнелии доброй ночи, я поднялся к себе. Там, стараясь по возможности не шуметь, навел мало-мальский порядок, снова придал вертикальное положение своему бессловесному часовому. Мне даже показалось, что в медвежьих глазках вспыхнула искра благодарности.

Едвая улегся, как с тихим скрипом приоткрылась дверь. От неожиданности я сел в постели и стал вглядываться в темноту. В жидковатом лунном свете, падавшем в комнату с улицы, я разобрал женский силуэт. Корнелия. На девушке была только ночная сорочка.

Неторопливо подойдя к моей постели, она робко посмотрела на меня. Теперь я видел перед собой не умудренную житейскими невзгодами рано повзрослевшую дочь своего учителя, а девушку, робкую и нерешительную, искавшую у меня поддержки. Только ли поддержки? Нет, не только, ответил я на свой вопрос, стоило нашим глазам встретиться.

— Я не разбудила тебя, Корнелис? — едва слышно спросила она.

Вместо ответа я подвинулся и приподнял одеяло, чтобы дать ей лечь. Кровать была узковата для двоих, но мы вполне поместились. Я чувствовал, как дрожит Корнелия. Обняв девушку, я прижал ее к себе и нежно поцеловал в полуоткрытые губы.

Корнелия страстно отозвалась на мой поцелуй, и я почувствовал, как во мне горячей волной поднимается жаждущая утоления страсть. Меня переполнило ощущение того безграничного счастья, которое испытывает ребенок в объятиях матери и которое по мере взросления переживаешь все реже.

Глава 10 История Луизы

21 сентября 1669 года

— Отец хочет говорить с тобой, Корнелис.

Когда на следующее утро Корнелия произнесла эти слова, они вмиг ввергли меня в тревогу.

Я тогда как раз завтракал, сидя за столом на кухне.

— Ему что, лучше? — спросил я.