Смертельная очередь

– Только одно и думаю, что туда им и дорога. Один из них, как я дополнительно в досье проверил, был пассивным педерастом, второй – педофилом. Их давно уже в аду заждались, черти боятся, что костры без толку прогорят и смола в котлах остынет. Будь на то моя воля, я бы многих из того списка расстрелял сам, лично, и потом руки вымыл бы с мылом из-за чувства брезгливости. А пока могу пообещать только одно: я подумаю. Может, что в голову и прискочит.

– Выпиши мне фамилии убитых.

– Я фамилии помню.

Капитан взял со стола лист бумаги и ручкой тщательно, намеренно разборчиво вывел фамилии и имена-отчества убитых. Я убрал лист в свой кожаный офицерский планшет и положил его рядом с кастетом, который намеревался презентовать лейтенанту Громорохову, но как-то запамятовал.

* * *

Я вернулся в ротную казарму, решив в последний раз переночевать там, а заодно переговорить с лейтенантом Громороховым, готов ли он возглавить роту.

Бойцы роты по причине позднего времени отдыхали. Казарма делится на пять отсеков, каждый из которых занимает один взвод. Из дальнего отсека доносился храп. Этот отсек занимал саперный взвод. Там мог храпеть только старший сержант Наруленко, никогда не храпящий на задании, но «отрывающийся» в казарме по полной программе.

Я остановился рядом с первым отсеком и тихо одним жестом подозвал к себе дневального, замершего около тумбочки с телефонным аппаратом.

– Попроси Наруленко не храпеть, – обратился я к дневальному.

– Бесполезно, товарищ майор, – ответил мне из-под одеяла кто-то из бойцов первого взвода. – Он через минуту уснет и снова храпеть начнет. Это проверено многократно. Раньше помогало положить портянки на нос, но сейчас портянок в армии нет, а носки не имеют качественного запаха.

– Выполняй приказ, – сказал я дневальному, а сам пошел в офицерский кубрик.

Все офицеры улеглись, только кровать лейтенанта Громорохова была не разобрана. Но я услышал журчание воды и подумал, что Юрий Юрьевич, возможно, бреется, чтобы с утра пораньше не утруждать себя процедурой. Я прошел к умывальнику.

Громорохов был там, но не брился, а тщательно тер намыленной щеткой пальцы рук, словно после долгой возни с двигателем бронетранспортера или другой техники. На меня лейтенант не обратил внимания, словно меня не заметил.

Глава шестнадцатая

– Чем важным занят?

– Руки мою, – мрачно ответил лейтенант.

– Хорошее дело. А почему такой мрачный?

– Отмыть никак не могу.

– Что ты хочешь отмыть? – не понял я. – Они у тебя и так чистые. А красные – от горячей воды. – Я заметил, как от струи воды валит пар.

– Грязь отмываю после того снайпера, которого расстрелял на траверсе.

Я понял, что лейтенант на грани нервного срыва.

– Ты же к нему руками не прикасался…

– На душе грязно.

– Душа и руки – это разные вещи, – заметил я. – Душу вымыть невозможно… Но я как раз по твою душу пришел. Хотя и про твои руки тоже поговорить хотелось бы – без рук, сам понимаешь, никуда.

– Говори, – согласился Юрий Юрьевич.

– Ты уже в курсе, что я перехожу на место Смурнова?

– Разговоры во взводе слышал, но принял их за очередные сплетни. Так ты в самом деле теперь будешь начальником штаба отряда?

Лейтенант явно заинтересовался и, видимо, понял, к чему я веду разговор.

Он перестал мыть руки и закрыл кран. Причем, я заметил, закрыл он только кран с горячей водой. Значит, руки он мыл без примеси холодной и не обжигался. Я посмотрел на его руки. После горячей воды они должны были оставаться красными, но они теперь снова были почти белыми.

Однажды в бригаде нас обучали самогипнозу. Инструктор загипнотизировал одного из офицеров, поднес к его ладони зажженную зажигалку, заверив его, что зажигалка не загорелась, и тот не почувствовал боли.

– Любой из вас методом самогипноза может внушить себе, что он не чувствует боли от ранения, и продолжить бой. И я здесь для того, чтобы научить вас этому. Но потребуются постоянные и длительные тренировки.

Методом я тогда овладел, но про постоянные тренировки вскоре забыл. И сейчас вспомнил об этом только потому, что предположил, что лейтенант Громорохов тренироваться не забывал, и именно поэтому горячая вода не сумела повредить живые ткани.

Но, наблюдая, как Юрий Юрьевич вытирает руки полотенцем с вешалки, я о самогипнозе забыл и начал просчитывать наш дальнейший разговор.

– Короче говоря, Юрий Юрьевич, я вынужден оставить роту, поскольку в Москве уже, похоже, подписан приказ о моем новом назначении на должность начальника штаба. И с меня спрашивают, кого я поставлю вместо себя на должность командира разведроты. Кого посоветуешь?

– По званию на твое место может претендовать только старший лейтенант, а у нас в роте старший лейтенант остался только один – Скорогорохов, – на ходу формулируя мысль, неторопливо проговорил Громорохов. – Я думаю, что это достойная замена.

– Но ведь он узкий специалист, сапер. И к тому же бывший снайпер. Это, конечно же, не недостаток, а только достоинство, но у него слишком невелик опыт руководящей службы. Он и командиром взвода стал недавно. И к нам пришел старлеем отряда снайперов.