Смертельная цена успеха

Буквально у сквера услышала позади звук мотора. Но поскольку Марина шла по левой части дороги, она не оглянулась. Звук приближался, и явно автомобиль ехал не по своей стороне. Марина оглянулась – машины в темноте не рассмотрела, водитель не включил фары. «Садятся пьяные за руль», – успела подумать девушка. Вдруг резко по глазам ударил свет фар и взревел мотор, набирая скорость. Марина зажмурилась и ступила на пешеходный тротуар, не сообразив, что автомобиль несется прямо на нее.

Удар – и она отлетела в сторону, упав на газон. Автомобиль завизжал тормозами, мотор заглох. Марина от шока и боли стонала, но смогла сесть. Хорошо, хоть успела увернуться, ее всего-то задело крылом, однако боль была адская и во всем теле. Тяжело поднявшись на ноги, она посмотрела в сторону машины, сбившей ее, тихо бросила:

– Пьяный дурак.

Ковыляя и прихрамывая, Марина побрела к скверу. Надо теперь быстрее попасть домой и вызвать «скорую». Кажется, у нее ребра сломаны… За спиной она услышала, как хлопнула дверца. «Конечно, теперь он протрезвел, сволочь, – думала Марина, но шла, не оглядываясь. – Погоди, я узнаю, кто меня сбил. Сейчас суды строгие… Ох, как же больно… Внутренности, гад, отбил…»

Заслышав явно догоняющие ее шаги, она тоже прибавила шагу, насколько могла, не желая разговаривать с обидчиком. Пусть бежит, пусть. Не догонит. Скверик небольшой, осталось совсем немного, а там дом. Она на помощь позовет, чтобы этого мерзавца… Но он догнал.

Под правую лопатку Марины вонзилось что-то острое. Она закричала, мигом чья-то рука, протянутая из-за ее спины, закрыла ей рот. Она отчаянно сопротивлялась, но проклятая боль… Человек повалил Марину, перевернул на спину и уселся сверху. Что он хотел и что делал, Марина не понимала. Вдруг, огибая сквер, проехала машина, свет от ее фар полоснул по лицу неизвестного, он пригнулся. И Марина узнала его! Собрав последние силы, она попыталась высвободиться, закричала:

– Вы!! За что?

* * *

В десять вечера раздался звонок. Хозяева еще не вернулись, у них есть ключи. Кто же звонит так поздно? Оленька вышла в прихожую, взглянула на монитор и ахнула. Афанасий Петрович! Сам пришел! Она пулей помчалась во двор, забыв, что вход на автоматике, открыть можно из прихожей.

Старик вошел в свою комнату, опустился на кровать, запахнув халат, и съежился. Он был грязный с ног до головы, даже в седых и спутанных космах застряли комки грязи. Он осунулся, щеки ввалились, на скулах выросла белая щетина. Афанасий Петрович виновато взглянул на Оленьку и произнес уставшим голосом:

– Я голоден, Ольга. И дико замерз. Принеси поесть.

Оленька притащила все, что нашлось в холодильнике, поставила на плиту чайник. Афанасий Петрович сначала вытер руки о халат, потом схватил кусок вареного мяса и начал пожирать его, остервенело вгрызаясь вставными зубами. Проглатывал куски, почти не жуя. Оленька стояла, молча наблюдая за ним. Потом засвистел чайник, она принесла большую чашку чая, поставила на стол и снова встала, но уже у кровати.

– Где же вы были? – наконец спросила потрясенная Оленька. – Все искали вас, переволновались.

– Я был свободным, – ответствовал старик как всегда патетически. – Но свободным оставаться трудно. Невозможно. Знаешь, что такое свобода, Ольга? Это деньги. Без них ты убог, обречен на вымирание. Впрочем, здесь я тоже обречен. Вопрос лишь во времени. А время против меня. Я стар, значит, мое время ушло.

На его пижаме Оленька заметила странные мокрые пятна.

– Что это за пятна? – указала она на пижаму.

Он опустил голову, рассматривая себя, затем беспечно махнул рукой:

– А, это кровь, Ольга.

– Вы ранены? Вам нужна помощь?

– Я ранен давно! Я истекаю кровью, а беспокоиться не стоит. – Он погрузился в себя, уже медленней пережевывая еду и запивая ее чаем. Затем недоеденный кусок мяса бросил на тарелку, вытер о полу халата каждый палец. – Понимаешь, иной раз жизнь ничем не лучше смерти. Но человек изо всех сил пытается оттянуть свой биологический конец. Это происходит с неверующими людьми, потому что там, за порогом жизни, они видят одну тьму. Верующему проще, он готовит себя к загробной жизни, поэтому не боится смерти. Я боюсь смерти, потому что не верую. Я боюсь, потому что многажды видел ее. Я боюсь смерти, потому что она меня кормила…

– Откуда на вашей одежде кровь? – настойчиво, но мягко спросила Оленька.

– Да так, по случаю. А главное, Ольга, перед смертью страшно лишиться общения. Когда не с кем поговорить, когда ты никому не нужен, тогда и наступает твоя моральная смерть. Но ты же живешь и ты жаждешь этой жизни, жаждешь если не любви, то хотя бы уважения. И хочется напоследок перебить всех, как мух. Потому что они… – он указал пальцем в сторону двери, и глаза его сверкнули яростью, – тебя втоптали в дерьмо и относятся к тебе как к дерьму. Противно. Я ушел. Я хотел напоследок освободиться от них, но не смог… Я слаб… я… дерьмо.