Смертельно опасны

– Еще чуть-чуть, – уговаривала я, надеясь, что это правда и мне не придется переходить от уговоров к угрозам. С Притти, когда ей нездоровилось, сладить было непросто, хотя при Майке она никогда не ныла. – Еще немножко, а завтра будет твоя церемония.

– И сладкое тоже?

– И сладкое.

Это помогало Притти тащиться по темным, заваленным щебнем улицам вместе со мной и еще шестью девочками за качающимся впереди фонарем. Ночь была холодна для июля. Мужчины рядом – хотя я, в отличие от Майка, пятнадцатилеток мужчинами не считаю – шли согнувшись под тяжкой ношей, периметр охраняли мужчины с оружием. Нам грозила опасность от других стай; перестрелки за территорию теперь затевались реже, чем в моей молодости, но очень уж заманчивую добычу мы собой представляли. Семь молодых женщин, из которых по меньшей мере две способны к деторождению, трое детей и я. Одичавшие собаки, которых полно в городах, тоже были опасны.

Их вой слышался все ближе, а Майк все так же вел нас с единственным фонарем через пятна лунного света. Оставив девочек на Бонни, я ускорила шаг и догнала его.

– Чего тебе? – спросил он, шагая с винтовкой наперевес. – Иди обратно к девчонкам.

– Я из-за них и пришла. Далеко нам еще?

– Возвращайся назад, няня.

– Я спрашиваю, потому что Притти нездорова. У нее началось.

Это отвлекло его от таящихся во мраке опасностей.

– Ты уверена?

– Да, – ответила я, хотя уверена не была.

Он улыбнулся, что случалось с ним редко. В качестве вожака он не худший вариант. Большой, сильный, неграмотный – все они такие, что вполне устраивает меня, – заботится о своих людях и крут с нами лишь постольку, поскольку того требует дисциплина. Гораздо лучше Лью, прежнего вожака. Иногда в нем даже милосердие проглядывает, вот как теперь.

– С ней все будет в порядке?

– Конечно. – Конфетку получить всегда хорошо.

– Сама-то как, няня? – еще того неожиданней спросил он.

– Нормально.

– Сколько тебе уже?

– Шестьдесят, – ответила я, убавив четыре года. У меня нет иллюзий насчет того, как поступит Майк, если я начну отставать, а ведь Бонни уже усвоила половину всего, что я знаю. Няня не няня – мешать стае кочевать в поисках пищи никому не позволено.

– Я у Притти буду первым, – заявил он.

– Она знает.

Ее мнение на этот счет его не интересовало. Притти, если она способна рожать, нужен полноценный мужчина – а как узнать, кто из наших полноценный, кто нет? Поэтому она, как Джуни и Лула до нее, будет ложиться со всеми по очереди. В предвкушении этого Притти – большая кокетка, даром что капризуля – вовсю встряхивает длинными белокурыми волосами и демонстрирует свои стройные ножки.

Собаки приближались, а Майк больше не обращал на меня внимания. Я остановилась и стала ждать, когда мои питомицы со мной поравняются.

На подходе к новому жилью луна скрылась и начало моросить. Следуя за мужчинами, мы прошли мимо высоких зданий – в городе их много, и разрушены они больше изнутри, чем снаружи. Потом железная дверь, ведущие вниз ступени, холод и сырость, потом коридор. Обороняться будет легко: жилье расположено под землей и почти не имеет окон. В женской комнате окошко было. Разведчики поставили около него нашу газовую печку, согрели помещение, постелили на полу одеяла. Джуни и Лула тут же уложили своих полусонных детишек, девушки тоже с ног падали. Я приготовила Притти горячее питье – только травы, никакой химии – и улеглась сама.

Утром я проснулась первая и вышла наверх пописать.

– Доброе утро, няня, – кивнул мне шестнадцатилетний Гай, часовой.

– И вам доброго утречка, сэр. – Гай усмехнулся. Он один из немногих хватал на лету те обрывки истории и литературы, которыми я делилась порой. Я даже читать его научила. – Где у нас нужник?

Он показал. Щурясь от яркого солнца, я повернула за угол и застыла как вкопанная.

Я знала это место. Никогда тут не бывала, но знала.

Три огромных здания вокруг большой, заросшей сорняками площади, в дальнем ее конце ведущая вниз лестница. За пятью высоченными арками одного из домов море битого стекла, на фасадах двух других сплошные балконы и статуи – слишком большие, чтобы унести их или разбить. Внутри еще видны остатки старинных ковров.

– Линкольн-центр, – сказала я вслух. Другой часовой, сидевший на ободе бывшего фонтана, меня не слышал, и обращалась я сейчас не к нему – к бабушке.

«Уборка Линкольн-центра была лучшей из моих работ, Сьюзен, – рассказывала она. Я слышала эту историю много раз, но мне не надоедало. – Я занималась этим в молодости, еще до того как в медицинское училище поступила. Две недели в августе и еще две в сентябре мы убирали Метрополитен-оперу перед началом сезона, задолго, само собой, до чумы».

Само собой… Бабушка уже тогда была очень старенькая, старше, чем я теперь, и жить ей оставалось недолго. Она торопилась всему меня научить на случай, если я окажусь бесплодной, как я и удостоверилась в скором времени. Стаям бесплодные женщины ни к чему, если только те не бойцы, а я бойцом не была.