Смертельно прекрасна (СИ)

— Так-так, Ариадна, — шипящим голосом протягивает Дьявол и сцепляет в замок свои костлявые пальцы. Мужчина подходит ближе, изучает меня карминово-алыми глазами, а я чувствую, как по лбу катятся капли пота, — не думал, что мы встретимся с тобой так скоро.

— Мой друг умер.

— Ты хотела сказать, ты убила его.

Люцифер сверкает ледяным взглядом, а я поднимаюсь на ноги и хриплю:

— Да. Это сделала я.

Дьявол молчит. Наклоняет голову, прожигает во мне дыру, словно и так ран мало, но потом все же прерывает тишину протяжным вздохом, поднявшим листву под ногами.

— Ты хочешь вернуть его.

— Верно.

— Обращаясь ко мне, ты сильно рискуешь, — шипит Люцифер, оскалив зубы. — Я могу тебе отказать, дорогая. Мой отец славится милосердием, а я обманом. Ты ведь знаешь.

— С Богом у меня сложные отношения.

— Не богохульствуй. А, впрочем, я не сомневаюсь, что П апа, по милости своей, отвел тебе судьбу, полную страданий. И все для того, чтобы проверить тебя на прочность, Д итя М ое, и в очередной раз убедиться, как слабы оказались его безвольные создания.

— Я соглашусь, — сглатывая, шепчу я и изо всех сил стискиваю пальцы, — я соглашусь отдать свою душу, если вы вернете моего друга.

Дымка вокруг Люцифера становится почти осязаемой. Она тянется ко мне, овивает в колючих силках горло и поглаживает мокрые щеки, и я пытаюсь отстраниться, но не могу шевельнуться. Так и смотрю в глаза темноте, мраку, злу в чистом его обличии.

Дьявол делает шаг вперед.

— Ты хочешь заключить сделку?

— Да.

— Повтори еще раз, — оказавшись прямо перед моим носом, шипит он. И я киваю.

— Да.

Лицо Люцифера озаряет животный оскал. Он хватается пальцами за мой подбородок и резко тянет его на себя, но я не сопротивляюсь.

— Такая же, как мать, — тихо науськивает он, исследуя сантиметр за сантиметром мою кожу. Его ладони скатываются по моим плечам и сжимают руки, и он вдруг вдыхает запах моего тела, кривит губы и импульсивно отстраняется, прикрыв от удовольствия глаза. — А как же парочка условий? Люди приходят ко мне с одним желанием и сотней подпунктов.

— Люди в Астерии не должны знать, что с ним случилось. — Едва слышно отрезаю я и с вызовом гляжу на мужчину, расхаживающего рядом, будто дикий зверь; он внимательно следит за мной, а я стискиваю в кулаки пальцы. — С Хэрри. Иначе появятся вопросы.

— Верно, дорогая.

— Еще…

— Еще?

— Вы оставите в покое мою семью. — Делаю шаг вперед. — Я отдам душу при условии, что вы больше никогда не посмеете причинить моим родным и близким вред.

— Как скажешь.

Так просто? Я настороженно хмурюсь, понятия не имея, почему Дьявол соглашается со мной, и нервно сглатываю. Здесь какой-то подвох. Его не может не быть.

Неожиданно за моей спиной проносится глухой шелест.

Оборачиваюсь и в изумлении вытягиваю лицо: сквозь спутанные ветви прорываются тетушки и Джейсон, позади них плетется Мэтт, и я от злости так крепко зубы сжимаю, что в ту же секунду по лесу проносится такой свирепый порыв ветра, что деревья нагибаются.

Что они здесь делают? Люцифер гортанно смеется, а я резко оборачиваюсь:

— Сделайте это, — смотрю прямо в кровавые глаза Дьявола, — ну же!

— Не хочешь попрощаться?

— Нет.

— Другого шанса не будет.

— Я знаю, зачем пришла. С пасите Хэрри, и моя душа ваша.

Люцифер покорно приближается ко мне, а я вдруг понимаю, что он совсем не похож на человека. Его лицо безображено красными точками, на губах звериный оскал. Человек, наверняка, может походить на Дьявола, когда нажимает на курок или раздирает сопернику горло. Но Дьявол никогда не будет походить на человека. Его оболочка — обман. Как и сам Люцифер. Ленивой походкой он приближается ко мне, улыбается и захлопывает ловушку.

— Моя дорогая Ариадна, — шепчет он мне на ухо, убирая назад спутавшиеся волосы, я застываю с широко распахнутыми глазами, — я выполню все твои желания. Я спасу твоего друга и не причиню вред твоей семье, однако… — пальцы мужчины вонзаются в мою грудь и проходят сквозь нее, будто бы я прозрачная тень! От боли вспыхивает все тело. Я резко сгибаюсь, взвываю от боли и чувствую, как внутри кровью обливаются органы. — Боюсь, я и не успею навредить твоим родным, — прижавшись губами к моей пылающей щеке, тянет он, а я захлебываюсь в собственных воплях, — ты сама убьешь всех, кто был тебе дорог.