Опять она начинает эту ненавистную мною тему. Опять она заставляет мои вены набухать от переизбытка эмоций.
— Потому что ты больна, — уверил её я, лишь бы закрыть эту тему.
— Нет! Я больше не больна! Ты не выпускаешь меня, потому что сам не хочешь! Потому что тебе нужно, чтобы я сидела дома, и даже на свежий воздух не выходила!
— Ах, тебе свежего воздуха не хватает, да? — саркастично спрашиваю её и беру за руку, отчего Полин буквально подлетает с кровати. — Пошли, посидишь в машине, я окно открою, чтобы тебе было чем дышать. Если дело только в свежем воздухе. Или давай выйдем на балкон. Там его предостаточно.
Мы застыли. Я не знал, что со мной происходит. Не мог представить, что сейчас она чувствует.
— Мне больно, — прошептала она, пытаясь ослабить мою крепкую хватку.
— Прости. — Сразу отпускаю её руку и отворачиваюсь в другую сторону.
Как жарко. На лбу выступают незаметные капельки пота. Руки вздрагивают. Снимаю пиджак и бросаю его на кровать.
Очень-очень жарко. Как будто тело облили кипятком, а потом заперли в парилке на несколько часов.
— Прости, прости меня, — говорю я, не осмеливаясь повернуться к ней лицом.
Я кричу, я в бешенстве, я ревную — и я сгораю.
Мне нужно остыть, успокоиться, вспомнить, кто она, что она — лишь подобие человека, ведь таких просто нет. Что невинна во всех отношениях. Что одна встреча могла заставить изменить всю жизнь, перевернуть её на все сто восемьдесят градусов.
— Ты знаешь, какой я нервный, как я ревную тебя, Полин. Я бы никогда не позволил себе так с тобой говорить, если бы мог себя контролировать. Прости меня, глупый ребёнок не ты, а я.
Вдруг вижу, как её руки смыкаются, чувствую её объятия. Как будто ледяной водой меня облили после адских мучений с огнём, настолько мне это надо было.
— Я не знаю, что со мной происходит, котёнок. Это всё ты.
В мыслях моих. В фантазиях, иногда не слишком хороших. Не вылезаешь из моей головы.
Это надо было так попасть.
— Ты сомневаешься в том, что я тебя люблю? — не разрывая своих объятий, спросила Полин, отчего мне стало и хорошо, и плохо одновременно.
— Ни в коем случае. Если принцесса сказала, значит, это правда. Я сомневаюсь в том, что я адекватен.
Сомневаюсь, что будь у меня на руках вакцина, с помощью которой у неё отнимутся ноги... Скажем так, я воспользуюсь ею. Воспользуюсь на полную. Просто вколю ей это, не оставив в шприце ни одной лишней капельки. Так, чтобы она никогда не смогла встать с кровати без моей помощи. Не смогла покинуть меня. Этого я хочу. Всем телом и душой. Всем сердцем. Только мысль об этом — и я охладеваю, успокаиваюсь.
Надо быть полным извергом, чтобы думать о том, чтобы настолько лишить её самостоятельности, и таким образом. Но я не только думаю, в последнее время ловлю себя на мысли, что чуть ли не мечтаю об этом, о том, чтобы она принадлежала мне всецело, без всяких обсуждений, без пререканий, без шанса на то, что она сможет что-то сделать сама, без моего участия, сама о себе позаботиться.
Я стоял, представляя, как она ничтожно слаба, как я — сам вправе решать, что с ней сделать и как.
— Я не буду давать тебе повода ревновать так сильно, клянусь, обещаю. Только прекрати.
— Что прекратить? — спросил я, приостановив поток своих самых желанных фантазий.
— Прекрати так вести себя. Ты делаешь мне больно каждый день.
— Я сам себя ненавижу за это, поверь мне.
— Ты был совсем другим раньше. Спокойным и нежным.
— А теперь я с тобой не нежен?
Вся моя нежность ушла в помешательство. Я и сам не рад, что позволяю таким мыслям поселиться в своей голове, но я не могу отрицать, что хочу её бессилия.
— Теперь ты беспокойный. Уставший. Нервный.
— То, каким ты меня увидела сейчас, больше не вызывает в тебе тех светлых чувств?
— Вызывает, ты же знаешь, что вызывает. Но сейчас ты раздражительный. Можешь взбеситься от одного моего слова, хотя я не знаю, что делаю не так.
— Ты всё делаешь так. Ты просто богоподобный маленький цветочек. Дай мне, пожалуйста, шанс всё исправить.
— Ты ничего не портил, — проговорила она и прижала мою ладонь к своей щеке. — Я люблю тебя.
Мне было стыдно. Даже после этих слов, после её очередного признания, страшные желания не оставляли мою голову.
Я хочу её беспомощности. Чтобы она ни на что не была способна без меня, кроме как говорить о своей любви, такой же ангельски чистой, что подобна младенческой любви к своим матерям.
— Мне надо сходить в душ, — пока я окончательно не сгорел, — я приду и всё уберу. Только не позволяй Коди есть сладости. Бей его по носу.
— Хорошо, — говорит Полин, но я знаю, что парочку сахарных кружков она ему всё-таки даст. — А что это было? — спросила она, прежде чем я успел выйти.
— Клюква в сахарной пудре. Я куплю тебе ещё.
Холодная вода охладила. Только она меня спасает от эмоций, которые не предназначены для Полин. Которые нужно засовывать куда подальше.
Я не спешил выходить. Сев под раковиной, закурил.
До чего я докатился? Курю в собственной квартире в закрытой ванной. Ни алкоголя, ни секса, ни должного кайфа от очередной успешной сделки. Ничего, чёрт возьми. Ничего, нах*й. Ничего, кроме неё.