До невозможности красивая. Как будто я попал в рай, раз могу провести эти часы, смотря на тебя.
Время шло, но я не знал с какой скоростью. Не смотрел на часы, не мог даже увидеть, стемнело ли на улице, ведь комната сама была наполнена темнотой, как и вся квартира. Пусть сегодня здесь гуляет мрак. Так надо.
Лишь противное тиканье часов и осознание того, что я готов изувечить свою принцессу отравляло мне сейчас существование.
Нет, не просто готов, уже готовлюсь к этому.
— Я не смею будить тебя, ведь я не такой изверг, как ты сможешь подумать.
Всё время я был здесь, смотрел на неё, проживал прошлые и будущие моменты. Выходил лишь один раз попить воды, когда горло высохло настолько, что начинался припадочный кашель, будто у меня чахотка.
В один момент Полин начала приподниматься на локтях, тогда я посмотрела на часы. Одиннадцать вечера. Ровно. Что-то оно рановато проснулась, но так тому и быть.
— Стаас, — шёпотом произнесла она, такая вставшая и сонная.
— Да, милая?
— Я заснула?
— Да, тебе очень захотелось спать.
Полин попыталась приподняться.
— Осторожно, зайка, на полу букет роз, — проговорил я, когда она хотела опустить ножки прямо в него.
— Букет? Для меня?
— Да, пусть он пока полежит.
Полин включила ночник.
— Зачем это? — нервозно, даже повысив тон, спросил я.
— Просто ничего не видно.
Но тогда ты будешь видеть всё, что я буду делать. Ты не должна видеть меня в таком состоянии, понимать, что это я — да, но не видеть.
— Какой сонет ты выбрала? Скажи мне, — перевожу тему.
— Девяносто второй.
— Ты успела выучить его прежде, чем заснула, милая?
— Нет, я выучила только половину, — сонно проговорила Полин, — до слов «твоя измена — беспощадный нож».
— Какие правдивые слова, малыш, ты так не думаешь?
— Не знаю... В чём правдивые?
— Расскажи мне его целиком, и я объясню тебе.
— Но я не знаю его целиком.
— Расскажи то, что знаешь. Давай.
И она принялась рассказывать сонет своим миловидным, но вовсе неуверенным голосом. Я вкушал всё, пока она не произнесла последние слова.
— Всё, — напряжённо произнесла Полин. — Тебе понравилось?
— Да, мне очень понравилось. Знаешь, в чём смысл всех этих слов? — Я склонился пред нею, чтобы прошептать это на ушко.
— В том, что мужчина очень любил свою возлюбленную и не хотел её терять?
— В том, чтобы ты никогда не забывала, что ты моя, — ласковый тон сменился строгим; пальцы впились в её плечи; лбом соприкоснулся с её.
— Стаас, что с тобой? Что происходит?
— Со мной всё в порядке, милая. Но ведь я тебя предупреждал, что если хоть кого-то увижу с тобой, то тебе будет плохо. Правда же? — спросил я с надеждой, что она поймёт меня, ведь я говорил ей. — Предупреждал, я тебя спрашиваю?! — истерично вскрикнул я.
Полин смотрела на меня усталыми, сонными, полными непонимания и страха глазами.
— Отвечай мне, милая! Отвечай! Скажи же, предупреждал я тебя об этом или нет?
— Да, но я не понимаю, в чём дело, — кричит Полин, чуть отодвигаясь от меня.
— Нет, не уходи от меня. Ты мне скажешь, кто он такое по-хорошему? Или мне выбивать из тебя правду?
— Кто он? О чём ты говоришь?
— Это ты мне скажешь, кто он!
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, Стаас!
— Зайка, ты мне врёшь? Зачем? Я же так хотел, чтобы ты сама мне рассказала, я не хочу делать тебе больно. Но, видимо, придётся.
Беру её на руки. Так, как хотел, силой. Она уже непрерывно плакала, закрывая лицо ладонями.
— Посмотри на меня, зайка. Больше я не буду с тобой добрым. Это последний раз, когда ты видишь меня таким. Сейчас мы оформим моё право собственности на тебя.
Глава 21. Теперь ты понимаешь, чья ты?
— Скажи мне, кто это! Просто скажи! — требовал я, пока усаживал её в душевую кабинку, игнорируя любые её попытки высвободиться. — Какого чёрта он ходит вокруг тебя! Тебе не хватает меня? Мало я для тебя делаю?
Полин лишь молча смотрела, пытаясь оттолкнуть меня от себя своими хиленькими ручками.
В соседних комнатах послышался собачий рёв, сопровождаемый лаем.
— Видишь, даже эта псина ругает тебя! Куда ты против меня? Ты думаешь, я шутил с тобой? Думаешь, позволю тебе даже обзавестись мыслью, что ты могла бы хотя бы здороваться с кем-то? — я спрашивал, сдавливая её плечи, пока мои пальцы не почувствовали боль.
Мои пальцы! А что происходит тогда с её телом?
— Зачем ты заставляешь меня так вести себя? — задаю очередной вопрос, но в ответ вновь тишина.
Включаю душ. Холодная вода ударила по ней сильным напором. Слёзки на её щёчках сливались с водой воедино, как будто со всего её тела теперь текут солёные горькие слёзы.
— Мне холодно! Страшно! — Она снова пытается вырваться, закрывает лицо ладонями. — Что происходит, Стаас? Почему ты это делаешь? В чём я виновата?
Залажу внутрь кабинки тоже, чтобы вода намочила и меня. Так близко к ней, лицом к лицу, к этим пухлым щёчкам, которые я целовал каждое утро.
— Господи, малыш, разве ты думаешь, что мне самому нравится всё это? Что я получаю удовольствие, заставляя тебя дрожать от холода и страха?
Только чуть-чуть.
— Но ведь я предупреждал тебя, моя сладкая. Как я могу спустить это с рук?