Смертельно влюблён (СИ)

— Теперь ты понимаешь, чья ты? Кто сейчас двигается в тебе? — я не мог терпеть ни секунды её молчания, я озверел, выходя за пределы возможного и дозволенного, её тугой проход заставлял меня дуреть до невозможности, неистовости, высшего безрассудства. — Отвечай, зайка, отвечай! Кто в тебе?

— Ты! — вскрикнула она, не в силах остановить новый нахлынувший поток слёз. — Пожалуйста, убери его оттуда! Мне очень, очень больно! Я не могу больше терпеть это.

— Можешь, милая, точно так же, как и врать мне и недоговаривать. Ты всё вытерпишь. Ты всё примешь. До последней капельки, которая наполнит тебя.

Моя сладкая девочка. Маленький ребёнок, которого я насилую сейчас, забывая обо всём на свете. Такого блаженства я не испытывал никогда. Мой член разрывался на части от переизбытка наслаждения.

Я целовал её сердцевидные губки, на которые стекали солёные капельки с глаз. Я делал повторные засосы на её шее, поверх тех, что уже были оставлены мною. Я двигался в ней, ощупывая руками всё её тело, заходя в каждый угол, прощупывая каждый запретный дюйм, но казалось, что для меня здесь уже не было ничего запретного и тайного. Всё моё. Я был и остаюсь её мужчиной, единственным, кому всё это позволено сейчас и будет позволено потом.

Темп нарастал ещё больше, когда мои губы переключались с одного соска на другой. От бледно-розового оттенка ничего не осталось, они превратились в ярко-пунцовые, даже бордовые ягодки, на одной из которых виднелись незначительные следы крови.

Член то выходил полностью, то пробирался в самые глубины к моей девочке.

Я не слышал больше ни её воя, ни плача, ни истерики, ничего, только мой назревающий оргазм, который полностью отключает разум.

Считанные секунды — и я кончаю себе в руку, еле успев вытянуть член из Полин. Всю бело-прозрачную жидкость я размазываю по её ножкам и животику, чтобы хоть немного, но она пропиталась мной.

— Ты и так многое выдержала, милая, — говорю я и приподнимаю её, взяв подмышками. — Но если ты ещё раз заставишь меня ревновать так сильно, то я испущу в тебя несколько литров.

Она не говорила, смотрела вниз потерянным взглядом, снова пытаясь закрыть руками свою лакомую грудь, красную и закусанную почти до вынужденных кровоподтёков.

— Всё закончилось, золотце. Не прикрывайся, я же видел всё, что можно и нельзя. Ты можешь больше не стесняться меня и не прятать свои прелести.

Полин сидела в полном отчуждении, не спеша отвечать мне. Но я не монстр, не буду торопить только что лишившее самого драгоценного, своей невинности, дитё.

Взяв её на руки, понёс в душ, наступая на вещи, лежавшие на полу. Я вымывал каждый миллиметр её хрупкого тела, когда она просто апатично смотрела на своё изорванное мною платье и мою почти разорванную рубашку.

— Всё закончилось, — повторяю я, обтирая её грудь мочалкой второй раз, захватываю шею и особое внимание уделяю ножкам.

Из воды уже выходил пар, настолько было горячо, а она всё  ещё тряслась.

Вся её шея, груди и плечи были в синевато-бордовых засосах, больше похожих на синяки, нежели на следы любви. Но мне плевать, что будет в следующий раз, лишь бы оставлены были мною.

— Теперь ты можешь каждый день видеть на себе мои поцелуи, — прошептал я, заворачивая её в белое-белое полотенце и целуя в лоб.

Неся её в спальню, я раз остановился у зеркала, чтобы она посмотрела, как выглядит теперь, полностью перейдя под мой контроль.

Полин мимолётно взглянула на наше отражение, сразу же пряча личико в своих ладонях. Может, это я ей так противен, страшен, не любимый мужчина, а изверг. Но ведь она знала, как я ревную и что из этого всего выйдет. Я говорил. Я предупреждал.

Невероятная картина заставила меня самому насладиться ею. Полностью потерявшая самостоятельность, в многочисленных засосах и покраснениях на плечах и запястьях от моих ухваток; с опухшими, заплаканными глазами; на моих руках, не в силах ничего ни изменить, ни сделать. Такой я хочу видеть тебя каждый день. Такой беззащитной. Такой своей.

Аккуратно опустив её на кровать, укрываю одеялом. Беру с пола розы, кладу на другую сторону от неё.

— Можешь ударить меня ими столько раз, сколько захочешь, хоть исцарапай меня всего шипами, — просил я, поглаживая её волосы. — Оставь свои метки на мне, я ведь твой.

Но она лишь отвернулась от меня, натянув одеяло себе почти до глаз.

— Хорошо, любимая, поспи, завтра тебе будет легче.

Глава 22. Я сделаю так, что ты даже ходить под себя будешь.

Ночь я провёл на диване, изредка проверяя свою принцессу. Совсем как в ту, первую ночь, когда она вынуждена была остаться у меня. Вынуждена только из-за моего вранья и желания, которое я не мог в себе переселить. Только тогда всё было по-другому. Казалось, что те обиды так ничтожны в сравнении с этими, что я нанёс ей ночью. Видимо, такова моя сущность, делить её со всеми я просто не выдержал бы, и окончательно свихнулся.