Смертельно влюблён (СИ)

Хотя, скорее всего, по причине того, что я не выпускал её никуда одну эту неделю, не выходил с ней сам. Меня терзали мысли о том, что она может встретить знакомых, одноклассников, учителей; мне не давала покоя представления о том, что кто-то может подойти к ней, поздороваться, обнять — и я изобью, так сильно изобью её, что она будет молить о том, чтобы я её изнасиловал вновь, но прекратил рукоприкладство.

— Ты правда хочешь пойти погулять? — спросила Полин, посмотрев мне прямо в глаза, излучая свою надежду и несдержанную радость.

— Да, хочу взять тебя, посадить в машину и отвезти куда-то, куда ты захочешь, — я говорил, не отрывая от неё глаз, так же, как и она от меня.

Казалось, что её глаза снова видят во мне сказочного принца, который при первой встречи купил ей ту проклятую шоколадку. Она снова проживает тот миг, влюбляется в меня, в мои поступки. Пускай это нечестно, запереть её дома, а потом пригласить на прогулку, чтобы она вновь увидела во мне человека, того самого, что покорил её.

Но мы это проходили несколько раз. Я оставлял её без места для ночёвки, платил её однокласснику, чтобы узнать, чего она хочет, хотя это глупо, ведь у неё ничего не было. И что бы я ни предоставил ей, она бы приняла.

 — Иди собирайся, а я уже одет. Тебе ведь не нужна моя помощь?

— Не нужна, — робко произнесла она и радостно заулыбалась, после чего выбежала из кухни.

Иногда я чувствовал себя монстром, когда понимал, что столько зла причиняю этой девочке, которую и так жизнь не пощадила. Да, мне было ужасно, невыносимо, больно от осознания, что я сначала осчастливил её так сильно, а потом не просто разочаровал, а заставил бояться, как самого чудовищного скотину, который бы только мог попасться ей.

Она стала моей мученицей. Маленькой и ненаглядной. Не умеющей мне перечить и боящейся моей реакции на любое её слово.

— Я приготовилась, Стаас, — услышал я и увидел Полин, одетую полностью во всё белое.

Из свободных участков кожи оставались только ладони, лицо и шея. На всё остальное была натянута белая ткана, что кажется почти сливалась с её изнеженным телом.

— Ты похожа на невесту, — сказал я, подойдя к ней ближе, чтобы рассмотреть её со всех сторон.

Ниже меня чуть ли не на две головы. Крохотка.

— А ты на жениха, — заметила Полин, чуть попятившись назад.

У неё вошло в привычку отходить от меня, когда я подхожу к ней вплотную. Может, она боится снова попасть с ту ночь, душевую кабинку, где сзади неё больше нет свободного пространства, а спереди мужчина, который в разы сильнее.

Действительно, чёрный костюм, который я не снял, вернувшись с работы, делал из меня потенциального жениха.

Всё как надо.

— Когда тебе исполнится восемнадцать лет, — начал я и склонился над ней, зажимая в тиски, — я женюсь на тебе, милая.

— Даже если я не захочу? — спросила Полин, опуская голову и прикрывая немного глаза, будто от страха.

Мне удалось превратить забитого ребёнка в беспомощного, изнурённого и измученного моими приступами гнева и ревности.

Мне жаль, что она страдает, но я ничего не могу с собой поделать. Если бы мог, остановился или вовсе не делал.

— А ты не захочешь?

— Не знаю...

— Даже если ты не захочешь, я не буду тебя спрашивать, милая. Если мне надо будет, мы поженимся с тобой завтра, и никто, слышишь, никто не будет на тебя иметь права, ни приюты, ни школы, ни социальные службы, только я. Я буду твоим законным мужем, а, значит, и законным опекуном, и больше они не смогут пискнуть и звука, понимаешь?

Большим пальцем провожу по её маленькому, аккуратному носику, захватываю суховатые губы и впускаюсь к шее.

Эти прикосновения успокаивают её даже в моменты немыслимого страха, растерянности и тоски. Что бы я ни говорил, как бы ни поступал, но каждое моё касание будет говорить ей о том, что она моя девочка, и за моей спиной может ничего не бояться. Только того, что я повернусь к ней лицом.

— Почему ты хочешь иметь на меня права? Почему не можешь просто любить, так, как раньше?

— Потому что я люблю тебя в миллионы раз больше, и не могу себе позволить оступиться.

Мои руки скользнули по её волосам, и я понял, что пора с этим заканчивать. А то ведь снова проснётся та паранойя, я оставлю её дома и никуда, никуда и никогда не выпущу.

— Хватит, если ты хочешь куда-то поехать. Хочешь ведь?

— Хочу, — в очередной раз пряча от меня свой взгляд, произнесла Полин, и спустя уже каких-то пару минут мы сидели в машине.

Жутко и странно, но вне дома я чувствую себя слабым ненужным куском дерьма. Как будто вся моя тирания действует только на моей территории. Вот она шла несколько метров до машины — казалось, что она убежит, закричит, будет просить о помощи — лишь бы спастись. Пришлось взять её за руку, неустанно боковым зрением заглядывать ей в рот, чтобы успеть ей закрыть его и дотащить до машины.

Но чудо моё, как бы я себя ни накручивал, не посмела сделать ничего во имя своего спасения. Может, не додумалась. Может, испугалась последствий, того, что я могу сделать. Может, любит меня настолько, что даже не рассматривает таких вариантов. И я надеюсь, что всё и сразу.