– Я так и думал. – Месье Гобеле поднялся и стал задумчиво обходить комнату. – Тогда нужно решить, где спрятать на время тело.
– А мы не можем просто оставить его здесь? В доме столько гостей, на меня могут и не подумать.
– Это было бы возможно, но вы слишком сильно наследили. Будет проще, если ваша тетушка вдруг пропадет без вести.
Поочередно Леонард стал выдвигать ящики комода. В какой‑то момент с раздраженным «Это было очень глупо» он выудил оттуда окровавленное платье Хелены и потряс им над головой.
Мадемуазель де Фредёр, не в силах прийти в себя, села на пол, прижав к груди колени. С надеждой, почти благоговением она наблюдала за тем, как действовал Леонард. Каждый его шаг будто был заранее обдуман, почти отточен и выверен.
– Но как вам удается оставаться таким спокойным?
– Что? А, вы об этом? – Он распахнул двери шкафа и стал задумчиво рассматривать его содержимое. – Не мою родственницу ведь зарезали. Не вижу повода для беспокойства.
Внезапно мужчина стал срывать с вешалок все платья и юбки, бросая их в кучу прямо на пол.
– Что вы делаете?!
– Помогаю вашей тетушке собрать вещи. Разве она не могла инкогнито покинуть поместье? Сами ведь говорите, что та была не без странностей. – В тряпичный стог полетели чулки и сорочки. – Якобы никто не заметил ее отъезда в суматохе. Это не самое сложное. Думайте, куда деть саму тетушку, я этих мест не знаю.
С несколькими склянками в руках Леонард замер и задумался, поджав губы.
– Ближайшее место вне дома, где ее не должны найти?
Хелена выдохнула и нахмурилась, прогоняя варианты у себя в голове. К ней на время вернулось спокойствие, а с ним и осознанность во взгляде.
«Подвал? Нет, кто‑то из слуг точно пойдет туда за вином или еще чем‑нибудь, что у нас там лежит… Эти сараи, где хранят всякие инструменты для работы в поле, лопаты те же? Тоже не подходит, там мало места, и нас могут заметить».
– А если…
«…Островком безмятежности», – отозвался в ее голове чужой голос. Тот перелесок, которым сама Люцилла искренне восхищалась и куда так мечтала попасть.
«Что ж, теперь у вас может появиться эта возможность».
– Вы видели небольшую рощу по дороге к нам? Она подойдет? Можно было бы закопать те… – Она запнулась. – Тело там. Это за холмом, но вы точно ее проезжали, к нам нет другой дороги из города.
– Можно спрятать труп, а ближе к утру я подъеду за ним вместе с гробом. – Леонард оценивающе оглядел Люциллу. – Туда мили две с лишним, но дотащим. Главное, ни с кем не пересечься.
– Но, даже если вы ее заберете, что делать потом? Вы же не будете прятать ее дома вечно? Она уже сейчас пахнет… странно.
От подобного вопроса Леонард непринужденно рассмеялся.
«Какой здоровый человек может в такой момент оставаться настолько расслабленным?»
– Не забывайте, мадемуазель, я гробовщик. К тому времени, когда вашей родственницы хватятся, могила очередной Марии или Сюзанны Дюбуа уже будет на кладбище.
С этими словами месье Гобеле подошел к Хелене и наклонился. Положил ей ладони на плечи, а затем надавил.
– Сейчас вы живо вернетесь к себе и переоденетесь. Если кто‑то будет спрашивать эту женщину, то… – Хелене не удавалось сосредоточиться на чем‑то еще, кроме мертвого натиска чужих пальцев. Девушка принялась слегка двигать плечами, чтобы его ослабить. – Тяните время. Минимум полчаса мне точно понадобится.
Леонард отстранился.
– Потом вернетесь сюда, и мы займемся телом.
Едва удержавшись на затекших ногах, мадемуазель де Фредёр поднялась. Она еще раз взглянула на Леонарда в надежде услышать от него слова успокоения или поддержки, но тот уже отвернулся. Тогда, притворив за спиной дверь, Хелена заторопилась в сторону своей спальни.
После того как девушка ушла, Леонард продолжил скидывать в охапку вещи покойной. И, задумавшись, стал напевать себе под нос какую‑то песенку.
Аркан IV
Кончина отца в свое время стала для Леонарда довольно запоминающимся событием. Не ошеломляющим, не пугающим. Именно запоминающимся.
С раннего детства неотъемлемой частью жизни для Леонарда стали чужие смерти, вследствие чего те воспринимались как нечто должное. Сколько он себя помнил, каждое воскресенье отец перед обедом выпивал в память о тех, кто умер в течение недели. Потом родители молились за ту часть отцовских клиентов, которых тот хоронил, и тех, кто обратился с просьбой подготовить усопших. Сам Леонард тогда просто сидел, послушно сложив руки, и ждал, когда можно будет взяться за вилку и нож.
Иногда мать пекла пироги и прочие сладости на поминальные столы потерявших детей или тех, кто особенно страдал от горя. Но в самом Леонарде их поступки ничего не вызывали, чужое горе никогда не откликалось в груди спазмом. Мальчик видел, сколь болезненными для родителей оказывались отдельные смерти, с какими лицами они переглядывались после очередных похорон. И с детской уверенностью он находил это глупым – зачем оставаться на подобной работе, если, возвращаясь с нее, так убиваешься?
Сам он никогда не стремился наполнять свою жизнь одной бессмысленной скорбью.