– Это нападение на сотрудника милиции, и вы ответите за это, – закричал босс и вновь попытался подняться.
– Заткнись! – Я придавил его к дивану.
Он определенно узнал меня и досадливо скривил рот.
– Вы менты?
– Угадай с первого раза, – предложил я.
– Что вам от меня надо?
– Сначала ты расскажешь все, а потом мы решим, как с тобой поступить.
– Вы понимаете, что сейчас творите? – спросил босс. – Если с моей головы упадет хоть один волос, будете отвечать по всей строгости закона.
Воробей с нескрываемым интересом посмотрел на оппонента.
– Это почему же?
– Позвоните по телефону полковнику ФСБ Сазанову, и вам все объяснят.
– Интересный расклад получается, – сказал Птицын. – Значит, это по приказу полковника ты напал на сержанта Лапину, потом на инкассаторов, в Петрозаводске обменник вытряс и часового в Каменке убил…
– Это надо еще доказать, – прервал Птицына босс. – А свои предположения и домыслы можете запихнуть в одно место! – Его узкие губы шевельнулись и скривились в подобие улыбки. Он уже овладел собой после первого потрясения.
Я увидел, как хищно сверкнули Толины глаза. Он зло посмотрел на босса и сказал:
– А ты прав, доказательства очень важны, но я тебя огорчу: мне сейчас абсолютно наплевать на законность, потому что я здесь, чтобы судить тебя за убийство моего друга, которого ты застрелил на проспекте Просвещения. Поэтому снисхождения не жди! – Птицын вытащил из кармана наган. – Из него ты стрелял в Саню!
Я увидел, как подбородок босса дернулся, а улыбку сменила гримаса страха.
– Вы что, с ума сошли, – пролепетал он.
– Нисколько, – сказал Воробей. – И если до тебя дошло, то рассказывай.
– Без представителя ФСБ я ничего говорить не буду! – опять, но скорее от отчаяния, взвился босс.
– А он нас за лохов держит, – сказал Воробей.
– Тогда убьем его, – сказал я, взял у Толи револьвер и приставил к голове Босса.
Глаза оборотня округлились.
– Вы… ч-что?..
– Церемониться с тобой не собираемся, – сказал Птицын. – Но есть вариант, при котором тебе будет предоставлен шанс: это чистосердечное признание!
– Если я расскажу все, вы не убьете меня? – срывающимся голосом спросил босс.
– О тебя, падаль, руки марать… – брезгливо поморщился Воробей. – Говори! И учти, что мне все про тебя известно, поэтому изворачиваться не советую.
– Дайте воды, – попросил босс. – Минералка в холодильнике стоит.
Воробей кивнул, и я принес бутылку боржоми. Открыл ее об угол стола и протянул боссу. Тот сделал несколько жадных глотков. То, что случилось в следующую секунду, ни я, ни Толя не предвидели: босс, резко размахнувшись, метнул стеклянную бутылку в окно. Если бы она долетела до цели, то вся операция была бы провалена, не успев по большому счету начаться. Звон и грохот не остались бы без внимания сотрудников службы наружного наблюдения ФСБ, чья машина стояла практически под окнами квартиры. В этом случае, даже если бы мы благополучно унесли ноги, наша дальнейшая участь была совершенно определенной: и просто увольнение из органов стало бы нашей заветной мечтой.
Не могу объяснить, как я среагировал. Я инстинктивно выбросил руку в сторону – и бутылка, отлетев от нее, упала на ковер.
– Сволочь! – рыкнул Воробей и, широко размахнувшись, ударил босса в челюсть. Ударил неумело – тыльной стороной ладони. Воробей никогда в жизни и ни с кем не дрался. Ни одного задержанного пальцем не тронул, но его неумелая, аристократическая пощечина возымела действие: босс в испуге съежился на диване, закрыв скрещенными руками голову. Птицын несколько раз, войдя в раж, толкнул его ногой и взвел курок нагана. В полутьме комнаты щелчок прозвучал зловеще.
– Не убивайте! – истерично взвизгнул босс. – Я готов все рассказать!
Он повествовал дрожащим голосом, беспрестанно вытирая пот с лица, гладко выбритого черепа и часто сглатывая слюну. Постепенно меня все сильнее охватывала ненависть, потом сменившаяся брезгливостью. Я посмотрел на Воробья. Судя по выражению лица, он испытывал аналогичные чувства. Когда босс закончил свой дьявольский рассказ, мы с Птицыным переглянулись, и Воробей кивнул. Если раньше и были какие сомнения, то сейчас они испарились.
– Пошли, – сказал Воробей боссу. Преодолевая сопротивление, я затолкал его в ванную и закрыл дверь снаружи на задвижку. Толя отщелкнул крышку барабана и, провернув его, вытолкал на ладонь три патрона. Все сходилось: один патрон – инкассатор, два патрона – проспект Просвещения, один – часовой в Каменке. Семь минус четыре равно три.
Птицын вставил в барабан один патрон, протер рукоятку и, держа револьвер в руке за ствол, зашел в ванную.
– Я не могу этого сделать, – услышал я визгливый возглас босса.
– У тебя нет выбора, – сказал Птицын. – Сохрани хоть доброе имя в глазах людей непосвященных.
Воробей вышел из ванны и запер дверь. Потом посмотрел на часы. Я обратил внимание на бледность его лица.
– Если через две минуты ничего не произойдет, то не отмоемся, – сказал он задумчиво. – Я выстрелить в него не смогу.
– Я тоже… – На моем слове раздался громкий хлопок. Я открыл дверь – все было кончено.
– Уходим, – зачем-то прошептал Воробей.