Смертельный эликсир

Франсуа на голодный желудок чуть не стошнило. Откинув плед, он сразу же почувствовал, что похолодало, поэтому, переодевшись в своей комнате в свежую рубашку и отглаженные брюки, вынул из шкафа вязаный пуловер, который подарила ему на прошлое Рождество тетушка. Мягкая шерсть здешних коз, из которой местные мастерицы делали качественную пряжу, плюс мастерство его тетушки-рукодельницы – и вышел настоящий шедевр вязального искусства, который согревал Франсуа в слякотные парижские вечера. Он не торопясь спустился по крутой боковой лестнице в кухню и там увидел источник сильного рыбного запаха. На столе, стоявшем посредине кухни, на специальной разделочной дубовой доске лежала огромная рыбина. Франсуа подошел ближе и ткнул ее пальцем в толстый бок.

– Отменный сом, Франсуа! – сказала суетящаяся с ножом тетушка, подняв на него вылинявшие, но блестевшие от созерцания хорошего провианта глаза. – Рыбаки выловили в омуте, недалеко от моста. Будет чем угоститься самим и угостить гостей. Завялим его.

– А разве в реке еще что-то водится, кроме лягушек и жаб? – удивился Франсуа, наблюдая, как тетушка вместе с Дениз вспарывает брюхо огромной рыбы.

– Конечно да, – ответила мадам Лаке. – Правда, таких уловов, как раньше, уже не бывает, но, как видишь, отдельные экземпляры еще попадаются. Знаешь, какой бой за эту рыбу я выдержала? Мадам Кордье, жена трактирщика, давала хорошую цену, но я ее перебила своей щедростью. Ведь я знаю, как ты любишь пресноводную рыбу. А сом – это такая редкость!

2

Поездка в Понтабери была запланирована заранее и поэтому Франсуа никак не мог ее отменить… После обильного завтрака, на второй день пребывания в этом оазисе уюта и сытости, он вместе с тетушкой уселся в старинный рессорный шарабан, запряженный аккуратной гнедой лошадью местной породы коб-норман. Франсуа помог тетушке взгромоздиться на высокое шершавое сиденье и уселся сам. «Высоковато», – подумал он.

Никогда еще ему не случалось сидеть на месте кучера и править лошадью. В детстве он пользовался почетным правом быть только пассажиром, а в Париже передвигался пешком. «А вот кучером-то я и не был! – усмехнувшись, опять подумал он. – Так что с почином».

– Ну, дорогой племянник, теперь это твоя привилегия, – сказала тетушка, передавая в руки Франсуа старые потертые вожжи. – На этом месте сидел только твой почтенный дядя. Он никому не доверял править, когда мы выезжали на этом шарабане. А помнишь, как ты называл его в детстве? Ласточкой!

Франсуа улыбнулся. Действительно, он так называл эту старинную колымагу.

Дорога шла берегом пролива. Из-за высокого обрывистого берега не было видно, как волны плескались о кромку гальки.

О Нормандия! Эти изрезанные прибоем суровые берега, обрушенные края вертикальных утесов, ветры, срывающие шляпу даже в погожий день… И маяки на горизонте… Маяки, берегущие моряков от беды в непроглядных нормандских туманах…

Но вот и Понтабери, где на муниципальные деньги был обустроен пляж для отдыхающих и любителей спа-процедур. Широкая прибрежная полоса была свободна от купающихся, поскольку дул прохладный соленый ветерок, пропитанный запахом моря. Такого воздуха не может быть в Париже, где полно туристов и не протолкнешься в кафе и магазинах. Здесь же купальные кабинки почти все были свободны, да и ряды шезлонгов для загорания пустовали.

Несмотря на хороший денек и приятные воспоминания, Франсуа был мрачен. Ему не понравилось начало его пребывания в этом захолустье. Сначала эта девица повисла на нем, а он не сдержался. Затем поездка в Понтабери, которую полностью спланировала тетушка: с многочисленными провинциальными поклонами и реверансами. Да и сама тетушка со своими слезливыми восторгами и чрезмерным вниманием поднадоела ему за день.

Франсуа видел в Париже многое. Он любил брать на ночь проституток в силу того, что, кроме денег, ты им ничего не должен. Но вчерашнее приключение с Дениз – это совсем другое. Плюс ко всему ему второй день жужжали на ухо о причинах смерти того или иного дальнего родственника или знакомого. Рассказывали о жизни людей, которых Франсуа забыл уже лет двадцать назад. Он не боялся покойников: чтобы сдать патанатомию, не один день провел в анатомичке, изучая трупы. Но там он был вне причин смерти и жизненной ситуации покойника. А здесь как будто побывал сразу на двадцати погребальных церемониях!

Как легко было в Париже! Ты никому не нужен, но и тебе никто не нужен! Здесь же все как-то сложно, запутано, связано с давнишними историями, которые Франсуа раздражали и мешали думать о деле. Сегодня Франсуа только один раз в мыслях вернулся к устройству лаборатории и начал продумывать серию экспериментов. Все остальное время он занимался посторонними вещами.

Все.

Конец.

Нужно сосредоточиться на своей основной цели. Сейчас едем в магазин купить обувь, закажем костюм, а затем остается заехать к столяру и электрику, обсудить оборудование лаборатории. Все это Франсуа обдумывал, не произнося ни слова. Он шевелил вожжами, и лошадка медленно брела по дороге.