Смертельный юмор

– Понимаете ли, Евгения, данный субъект, который именует себя стендапером Ирвином, хотя для этого есть хорошее русское слово «весельчак», ну или, на крайний случай, прижившееся у нас слово «юморист», что происходит от английского «хьюмор» – причуда, нрав, настроение. Этот субъект, которой носит свое прекрасное имя Ираклий, что является одной из форм широко известного имени Геракл и в переводе на русский язык означает «герой» или «прославленный герой». Этот субъект позволяет себе насмехаться над великим и могучим родным языком.

Правильная и четкая речь Антониды Германовны меня убаюкивала и вводила в какой-то транс, и это было со мной впервые в жизни.

Я осмотрела кабинет – лаконично, минималистично и вместе с тем очень уютно. На стенах оформленные в одном стиле висели цитаты классиков о великом и могучем, о его силе и свойствах. На окнах несколько белоснежных горшков с яркой геранью. В шкафах – книги по росту. Хм, интересная дамочка, судя по обстановке.

– Мне бы очень хотелось узнать, – я невольно стала копировать манеру речи моей собеседницы, – по какому вопросу вы хотели бы переговорить с Ираклием и почему выбрали для этого столь варварский метод?

– Давайте начнем с определения. Способ никак не варварский – это слово несет негативный оттенок, и смысл у него – невежественный, грубый и беспощадный. Скорее, это поучительный поступок. Ничего плохого с ним не произошло бы, я была рядом. Но вы так быстро примчались, что я не успела и глазом моргнуть. А потом в моей помощи и присутствии не было необходимости.

Последняя фраза Антониды меня вывела из ступора.

Я вскочила и встряхнула ее за плечи:

– Ты! Чему можно научить вот так? Как на тот свет побыстрее отправиться?

Педагог как-то обмякла, словно в моих руках оказалась тряпичная кукла: серенькая, блеклая, невзрачная.

Белая блузка, черный сарафан, ни грамма косметики, аккуратный маникюр, но совсем без покрытия, ни единого украшения – все это выдавало человека, который то ли стесняется, то ли боится сделать лишний шаг и до сих пор пытается внешне соответствовать образу советского педагога.

– Что тебе от Ираклия нужно? – Я тряхнула эту серую мышь еще раз.

Внезапно у нее из глаз брызнули слезы и с бурными рыданиями руки ее упали на стол, а она сама упала на руки.

– Тебе меня совсем не понять, не понять, – завывала она. – Конечно, такая красивая, уверенная, стойкая. Вот такая невеста и должна быть у Ираклия. А не то, что я. Никогда, никогда этому не бывать.

Из этих всхлипов мне стало понятно лишь одно – несчастной любви нашлось место и здесь. Посидев с минуту, я заметила в углу кулер. Встала, набрала стакан воды и вылила на Антониду.

Рыдания прекратились. Она подняла голову и недоуменно посмотрела. Волосы, закрученные в высокий пучок, рассыпались по плечам, и я заметила, что в ней есть какое-то очарование.

– Слушай меня. Я тебе сейчас все расскажу.

Следующие полчаса стали для Антониды исповедальными. Видимо, в том, что сейчас говорилось мне, она долгое время не могла признаться и себе самой.

Ираклий был достаточно талантливым парнем, ходил через раз на ее занятия, хотя был огромный потенциал. Хотя на занятиях он хохмил, веселился сам и веселил всех вокруг, еще бы – кавээнщики все такие. Несмотря на то что он частенько пропускал занятия, знания у него были крепкие. Но пятерку ставить ему никто не собирался. Педагог собиралась отыграться за такое халатное отношение к ее предмету на экзамене. Но больше всего Антониду взбесило то, что он на него как раз и не пришел. А потом она узнала, что данный студент и вовсе бросил универ.

Она ходила на его выступления, злилась, когда он говорил не то, что было правильным – о значении слов, имен, происхождении фамилий и известных крылатых фраз. Знала его расписание дня буквально по минутам. Она писала комментарии, создав специально для этого левую страничку, пытаясь хоть немного усовестить человека, который не настолько уж глубоко погружен в изучение русского языка, зато выдает все, что ему удалось узнать, не проверив факты – главное, что смешно, и ладно. И в какой-то момент поняла, что не представляет себе жизни без этого странного, смешного юноши, хоть он и младше на целый десяток лет.

Все ее задумки встретиться в неформальной обстановке и как будто бы внезапно ни разу еще не увенчались успехом, поэтому она решилась на такие крайние меры, как наезд. По словам Антониды, все это было как легкое помешательство. Да я и сама об этом подумала.

– Я не невеста Ираклия, я его телохранитель, – только и смогла произнести я в ответ на ее историю, – Евгения Максимовна Охотникова.

Опасная поклонница Ираклия заплакала еще сильнее.

– Женя, поверьте, я не хотела ничего плохого, – рыдала она уже у меня на плече. А я стояла, поглаживая ее по спине, пытаясь успокоить и собраться с мыслями самой.

– А гневные письма? Комментарии? Пожар, в конце концов?

Антонида подняла на меня покрасневшие глаза, шмыгнула носом:

– Какой пожар? Какие письма? – Шумно высморкавшись, она села ровно.