Смертельный холод

Три минуты спустя – хотя Гамашу и показалось, что прошла целая вечность, – снегоход поднялся на небольшое возвышение, и Билли повернул налево. Неожиданно они оказались в сосновом лесу. Берег. Они выбрались на берег, с удивлением думал Гамаш. Он оглянулся и увидел, что за ними протянулась цепочка снегоходов.

Билли направил снегоход по тропинке на улицу, еще не очищенную от снега, впрочем, машин на ней не было. Гамаш оглянулся, пытаясь отыскать свою машину: он знал, что ему предстоит неблизкая поездка в больницу Кауансвилла. Но Билли повез их другим путем.

«Черт бы его подрал, – подумал Гамаш. – Он потерялся на озере, и теперь один Господь знает, где мы оказались».

– Громкоговоритель! – прокричал Билли, показывая вперед.

Гамаш увидел громадный синий подсвеченный знак. Больница.

Билли Уильямс провез их в пургу через озеро прямо к больнице.

– Откуда вы узнали? – спросил Бовуар Гамаша.

Они оба сидели и смотрели на Кей Томпсон. Она была подключена к всевозможным приборам и капельницам, завернута в термоодеяло для обогрева. Похожа она была на печеную картофелину. Как и ее отец много лет назад, она заглянула в глаза неминуемой смерти и осталась живой, хотя шансов у нее практически не было.

Гамаш вытащил из кармана скомканный мокрый лист бумаги. Протянул его Бовуару, потом посмотрел на Кей, думая, в каком, вероятно, аду прожила она последние дни – ведь она знала, как они почти наверняка поступят.

Бовуар сел и аккуратно разделил бумаги, после чего снова соединил их в письмо. Оно было написано рукой Эмили, четким, старомодным почерком на прекрасном французском. В нем объяснялось все. То, что Кри напомнила Эмили ее сына Дэвида. Такого талантливого, такого радостного, когда дело касалось музыки. И, услышав после церковной службы, как Си-Си третирует своего ребенка, они поняли, что выбора у них нет. Они должны были убить Си-Си, чтобы спасти Кри.

– Это многое объясняет, – сказал Бовуар, дочитав письмо. – И техническую сложность преступления, и почему Кей заявляла, что ничего не видела. Теперь все становится ясно. Для совершения преступления требовалось участие всех троих. Никотиновая кислота была в чае Матушки, Эмили регулировала, когда Матушке нужно устроить весь этот шум на площадке, чтобы отвлечь внимание зрителей от Си-Си. Кей оперлась на стул, нарушила его симметрию. Они знали, что Си-Си непременно выправит его. – Бовуар показал на письмо, лежащее на его коленях. – Мадам Лонгпре умоляет вас позволить им покончить с собой, и вы соглашаетесь.

Господь не дал Бовуару дара деликатности, и все же он постарался, чтобы его слова звучали не слишком резко.

Гамаш вышел из реанимационной в толчею коридора. Доктора и медсестры сновали туда-сюда, в реанимационной было полно жертв автокатастроф, лыжников со сломанными костями, людей с переохлаждением и обморожениями. Гамаш и Бовуар нашли два пустых стула и сели.

– Ты прав: я думал позволить им умереть. – Он едва верил, что произносит эти слова. – Еще вчера я знал, что, кроме них, убить Си-Си было некому. Письмо Эм только подтвердило мои догадки. Но, глядя, как они уходят все дальше, я вдруг подумал об эскимосских стариках, которые уходят на дрейфующий лед и плывут к смерти, чтобы в голодные времена не становиться лишним ртом и обузой. Они отдавали свои жизни, чтобы жили другие. Потом я вспомнил про сапожки Си-Си.

– Унты. Эскимосские сапожки. Вы хотите сказать, что к этому делу каким-то образом причастны эскимосы? – недоуменно спросил Бовуар.

– Нет, – Гамаш слегка улыбнулся ему в ответ.

– Слава богу. В этом участвовали только трое. А то я уж думал, что вся деревня.

К ним по коридору спешил молодой доктор, вытирая на ходу руки.

– Старший инспектор Гамаш? Я только что от мадам Мейер. Похоже, она будет жить. По виду хрупкая, но здоровье железное. У нее, конечно, отморожения и умеренное переохлаждение. Любопытно, что снег, вероятно, спас всех троих. Он создал что-то вроде одеяла, которое защитило их. Но что касается другой женщины, Эмили Лонгпре…

Гамаш на мгновение закрыл глаза.

– Боюсь, мы ее потеряли.

Гамаш знал это. Когда он поднял ее, она была невероятно легкой. Он чувствовал, что должен помогать ей, иначе она умрет прямо у него на руках. Он держал ее и нашептывал ей все молитвы, какие знал. Но трещина в сосуде была слишком велика.

Теперь Эмили Лонгпре свернулась калачиком в руках Гаса, в тепле и безопасности. Она была счастлива, слушая, как Дэвид играет Концерт для скрипки Чайковского. Эм была дома.

– Мадам Мейер в сознании, если вы хотите поговорить с ней.

– Очень хочу.

Гамаш двинулся следом за доктором по коридору.

– Да, хотел у вас спросить, – сказал доктор у двери. – Мадам Мейер все время повторяет что-то, и я подумал, может, вы знаете.

– Намасте, – кивнул Бовуар. – Это означает, что Бог во мне приветствует Бога в вас. – И пояснил Гамашу, который удивленно посмотрел на него: – Я это выяснил.

– Нет, про намасте я знаю, – возразил доктор, открывая дверь.