Смертельный холод

– Осторожнее, – сказал Гамаш, подбирая хрустящим кусочком батона остатки подливки с тарелки. – Иначе ты совсем втопчешь мое эго в землю. И тогда я исчезну.

– Меня это не беспокоит.

Она поцеловала его, собрала тарелки и ушла на кухню.

– А почему Си-Си не сидела с семьей? – спросила Рейн-Мари несколько минут спустя, когда она протирала вымытую Гамашем посуду. – Тебе это не показалось странным?

– Да мне все это дело представляется странным. У меня, кажется, еще не было дела, в котором с самого начала ни в чем не было бы логики.

Рукава Гамаша были закатаны, руки в мыле – он свирепо вычищал кастрюльку.

– Почему женщина оставляет семью на холодной трибуне, а сама садится на удобном, теплом месте рядом с обогревателем? – взволнованно спросила Рейн-Мари.

– Я думаю, ты сама и ответила. – Гамаш рассмеялся, передавая ей кастрюльку. – Там было удобно и тепло.

– Значит, она была эгоисткой, а он – гнусной личностью. Будь я Кри, я бы тоже исчезла.

Покончив с посудой, они отнесли в гостиную поднос с кофе, а Гамаш прихватил коробку с вещдоками по убийству Эль. Пора было сменить тему. По крайней мере, на какое-то время. Попивая кофе и время от времени опуская бумаги, чтобы взглянуть в огонь, он просмотрел содержимое коробки внимательнее, чем это удалось ему утром.

Он достал маленькую деревянную шкатулку с резьбой и открыл ее, рассмотрел странный набор букв. У бездомных не всегда было в порядке со здравым смыслом, но даже если и так, зачем убитой понадобилось вырезать эти буквы – С, Б, Л, К и М? Перевернув шкатулку, Гамаш опять увидел буквы, приклеенные к низу: КЛМ Б.

Может быть, буква С просто отклеилась? А прежде находилась в пробеле между М и Б.

Гамаш взял отчет судмедэксперта. Эль была задушена. В крови обнаружен алкоголь, медики также подозревают у жертвы хронический алкоголизм. Наркотиков не выявлено. Конечно, кровоподтеки на шее.

Кому понадобилось убивать бродяжку?

Убийца тоже наверняка был бродягой. Представители этой субкультуры, как и любой другой, взаимодействовали главным образом между собой. Простому прохожему и в голову бы не пришло убить Эль.

Он раскрыл конверт с фотографиями с места преступления. Лицо у убитой было грязное и удивленное. Ноги вывернуты носками наружу и обмотаны слоями одежды и газетами. Он опустил фотографии и заглянул в коробку. Они лежали там. Пожелтевшие газетные листы, некоторые поновее, в форме ног, рук и туловища Эль, словно части расчлененного призрака.

Там были фотографии грязных рук Эль, ее неимоверных ногтей. Длинных, скрученных, с бог знает какой грязью под ними. Впрочем, знал об это не только Бог, но теперь и коронер. Гамаш посмотрел отчет. Грязь. Еда. Экскременты.

На одной руке обнаружена кровь, судя по отчету – ее собственная, и несколько свежих порезов в центре ладони, словно стигма. Тот, кто убил Эль, запачкался ее кровью. Даже если он постирал одежду, следы ДНК все равно остались. Кровь в наши дни не отмоешь.

Гамаш сделал заметку в блокноте и обратился к последней фотографии. Обнаженная Эль на холодном прозекторском столе. Он смотрел на нее несколько секунд, спрашивая себя, когда же он наконец привыкнет к зрелищу мертвых тел. Убийство все еще потрясало его.

Он взял увеличительное стекло и медленно осмотрел тело. Искал буквы. Не было ли на ее теле начертано тем или иным способом КЛМ и Б? Может быть, эти буквы были каким-то ее навязчивым талисманом? Некоторые сумасшедшие изрисовывали свои тела и дома распятиями, чтобы отпугнуть зло. Может быть, эти буквы были распятием Эль.

Гамаш опустил увеличительное стекло. Ее тело, хотя и свободное от букв, было покрыто слоем грязи, копившейся годами. Даже баня или душ, доступ к которым она получала изредка в Благотворительной миссии, не могли смыть эту грязь. Она впиталась в кожу, как татуировка, и была не менее красноречива, чем стихотворение Зардо.

Я понимаю. Ни руки подать,
ни поделиться хлебом, или пледом,
что защищает тебя от холода,
иль добрым словом не можешь ты.
Бог знает: для жизни нужно мало.
И все это тебе необходимо[54]

.

Доброе слово. Это напомнило ему кое о чем еще. Кри. Как и Эль, ей требовалось доброе слово. Она наверняка выпрашивала его, как Эль выпрашивала кусок хлеба.

Грязь на теле Эль говорила о ее внешней жизни, но молчала о том, что происходило внутри, под слоями зловонной одежды, грязи и кожи, усохшей от пьянства. Глядя на фотографию тела, лежащего на столе в прозекторской, Гамаш спрашивал себя, о чем думала и что чувствовала эта женщина. Гамаш понимал, что все это, вероятно, умерло вместе с ней. Понимал, что, возможно, узнает ее имя, возможно, даже найдет убийцу, но вот ее он не найдет никогда. Эта женщина была потеряна много лет назад.

Как Кри, только гораздо раньше.

И тут Гамаш увидел его. Маленькое пятнышко, выделяющееся на теле. Оно было темным и круглым. И слишком правильной формы, чтобы допустить, что это грязь. И находилось оно на ее груди.