Смертельный холод

Гамаш вернулся к своему столу, зная, что должен думать о деле, но мысли его все время возвращались к Николь, и он постоянно спрашивал себя, не слишком ли глубоко они оба в этом увязли.

«Эмерсон, Ральф и Уолдо? Это что еще за птица? – думал Бовуар. – Наверно, какая-то малоизвестная группа хиппи шестидесятых годов».

Пока Бовуар напевал себе под нос «Счастливчик», Гамаш загрузил на компьютер пришедшие ему письма, полчаса провел за чтением, потом надел куртку, шапочку и перчатки и снова вышел за дверь.

Он раз за разом обходил деревенский луг под падающим снегом. Встречал людей на снегоступах, другие скользили по склонам или полям на лыжах. Он приветствовал жителей, очищавших тропинки и подъездные дорожки, ведущие к их домам. Появился Билли Уильямс на снегоуборочной машине, которая сбрасывала снег с дороги на обочину и на принадлежащие кому-то газоны. Но никто вроде бы не возражал. Что значит еще один фут снега?

Но главным образом Гамаш думал.

Глава восемнадцатая

– Сэр…

– Сэр…

– Сэр…

Когда Гамаш вернулся в оперативный штаб, там его ждала целая толпа желающих поговорить с ним.

– Сэр, на линии агент Лемье из Монреаля.

– Пусть подождет минутку – я возьму трубку там. – Он кивнул на свой маленький кабинет.

– Сэр, – обратилась к нему из другого угла комнаты агент Лакост. – У меня тут проблема.

– Сэр, – подошел к нему Бовуар. – Мы позвонили в лабораторию по поводу этих фотографий. Они их еще не получили, но, как только получат, дадут нам знать.

– Хорошо. Посмотри, сможешь ли помочь агенту Лакост. Я сейчас вернусь. Агент Николь?

Все в комнате замерли. Столь резкое прекращение какофонии звуков казалось невероятным, однако это случилось. Все взгляды обратились на Николь. Потом на Гамаша.

– Идите со мной.

Все взгляды и Николь последовали за Гамашем в его кабинет.

– Прошу садиться. – Гамаш кивнул на единственный стул в комнате и взял трубку. – Соедините меня с Лемье. – Он подождал несколько секунд. – Агент, где вы находитесь?

– В миссии «Олд бруэри»[70]. Только что приехал из управления. Он сделает то, о чем вы просили.

– И когда?

– Не сказал, сэр.

Гамаш улыбнулся. Он представил себе Лемье в этой жуткой комнате с блестящим, талантливым жутким человеком. Бедняга Лемье.

– Хорошая работа.

– Спасибо. Вы были правы. Им здесь известна эта бродяжка. – Он говорил возбужденным голосом, будто ему только что удалось расщепить атом.

– Они ее знали как Эль?

– Да, сэр. Другого имени они не знают. Но насчет второго пункта вы были правы. Здесь со мной директор миссии. Хотите с ним поговорить?

– Как его зовут?

– Терри Мошер.

– Oui, s’il vous plaît[71]. Дайте мне месье Мошера.

После небольшой паузы в трубке раздался низкий властный голос:

– Bonjour, старший инспектор.

– Месье Мошер, я хочу, чтобы вы знали: это выходит за территорию нашей юрисдикции. Это убийство произошло в Монреале, но нас пригласили, чтобы навести кое-какие конфиденциальные справки.

– Я вас понимаю, старший инспектор. Отвечаю на ваш вопрос: Эль по большей части пробивалась сама. Большинство обитает здесь, поэтому я не очень хорошо ее знал. Да и никто из персонала ее не знал. Но я поспрашивал наших работников, и кто-то на кухне вспомнил, что на шее у нее был кулон, они говорят, какая-то серебряная старинная штука.

Гамаш закрыл глаза, молча молясь о том, чтобы услышать ответ на следующий вопрос.

– Никто не помнит, как он выглядел?

– Нет. Я спрашивал, и одна из поварих сообщила, что как-то раз что-то сказала об этом кулоне Эль, ну, просто чтобы разговор завязать, и Эль немедленно прикрыла его. Для нее эта штука вроде бы была важна, правда, для бродяг иногда важными оказываются самые странные вещи. У них появляются всякие навязчивые идеи, мании. Похоже, такой манией и был этот кулон для Эль.

– И больше ничего? Других у нее не было?

– Может, и было, но нам об этом неизвестно. Мы пытаемся уважать их личную жизнь.

– Пожалуй, я на этом закончу, месье Мошер. Вы, вероятно, человек занятой.

– Зима всегда напряженное время. Надеюсь, вы найдете того, кто ее убил. Обычно их убивает погода. Сегодня ночью мороз будет убийственный.

Оба повесили трубки, думая, что неплохо было бы познакомиться.

– Сэр… – Бовуар просунул голову в дверь. – Не могли бы вы посмотреть, что нашла агент Лакост?

– Через минуту.

Бовуар закрыл дверь, но перед этим окинул взглядом агента Николь, которая сидела на стуле, как статуя, в тусклой, плохо сидящей одежде, с прической, десять лет как вышедшей из моды, с невыразительным, серым лицом. Большинство женщин в Квебеке, особенно франкоязычных, были стильными и даже элегантными. Те, кто помоложе, нередко носили вызывающую одежду. Даже в Квебекской полиции. Агент Лакост, например, была лишь немногим старше Николь, но как будто жила в другую эпоху. Лакост умела себя держать, всегда причесывалась с небрежной элегантностью, носила простую одежду не без претензий на яркость и индивидуальность. Разумеется, манеры и одежда Николь тоже были неповторимы. Серость того и другого выделяла ее из остальных.

Когда дверь закрылась, Гамаш тоже посмотрел на молодую женщину.