Они разговаривали – сначала о какой-то ерунде, неловко. Потом она начала расспрашивать о самом юноше, и тому пришлось врать и уворачиваться от особо острых вопросов. В такие моменты Луиза смотрела на него внимательно. Потом толстая служанка принесла на подносе чай с баранками и пирожками. За окном потемнело от туч, начался дождь. Луиза подбросила дров в камин, и Феде доставился случай увидеть ее гибкую фигуру сзади. Он подумал, что хорошо было бы нарисовать ее. И не только портрет. Вот этот момент – когда она присела на корточках у камина спиной к нему. Он быстро выхватил блокнот, карандаш и стремительно сделал набросок, прежде чем Луиза повернулась. Она быстро поднялась и в два длинных шага очутилась у него, он только услышал громкое шуршание платья и ощутил горячее дыхание у своего уха.
– Зачем? – спросила она.
Федя густо покраснел.
– Простите, но композиция показалась мне…
Она выхватила у него блокнот и внимательно всмотрелась в набросок своей фигуры.
– Никогда не видела себя сзади…
Юноша сглотнул и выпалил:
– Хотите, я нарисую ваш портрет?
Она недоуменно взглянула на него.
– Ну, – продолжил он, снова смущаясь, – не уверен, что красками у меня получится… Разве карандашом, набросок…
Он тут же вспомнил карандашный набросок в спальне своего отца – портрет незнакомой женщины. И вдруг понял, что Луиза очень похожа на ту незнакомку…
– Странно, – пробормотал он.
– Что странно?
– Нет-нет, ничего. Это пустое.
Луиза кивнула, вернула блокнот и снова села на пуфик, глядя на юношу снизу вверх.
– И что, я должна позировать?
– Нет, просто сидите вот так и разговаривайте со мной.
– О чем?
– О чем угодно! Я сделаю набросок, а завтра снова приду, чтобы отработать детали…
Он помолчал, потом робко спросил:
– Можно?
Она пожала плечами.
– Хорошо.
Так продолжалось три дня – Федя приходил в старый дом, болтал с Луизой, рисовал ее, они пили чай. Иногда прогуливались по саду на заднем дворе – правда, он был сильно запущен. Тропинка была всего одна, за вишневыми деревьями никто не ухаживал. Они шли до руин небольшого фонтана, сидели на бревне у забора, потом возвращались. И с каждым днем Луиза становилась все менее общительной и все более молчаливой. Ее явно что-то тревожило. На третий день, когда они обошли фонтан и сели на нагретое солнцем бревно, Луиза вдруг схватила Федора за воротник и притянула к себе. Он опешил. И тут что-то острое кольнуло его в шею. Скосив глаза, он увидел в другой руке девушки стилет.
– Ответьте мне, господин болтливый художник, – неожиданно произнесла она злым придушенным голосом, – кто вы такой на самом деле? И что вам тут нужно?
Обитель
Это было… непривычно. Галер еще раз оглянулся – Крылов действительно исчез. Зато вдруг остро ощущалось одиночество. Никого не было рядом – даже девчонки, которая, возможно, уже прошла все залы и теперь находится бог весть где. Доктор снова осмотрелся и только тут увидел барельеф на другой стороне коридора – голова быка с острыми бронзовыми рогами, выставленными вперед, прямо на уровне его груди. Под слоем пыли на правой стене проглядывала карта. Левая стена была ровной – никаких подсказок. Галер вздохнул, закинул на плечо почти пустой мешок и сделал первый шаг. Мгновенно внизу зарокотало – голова быка впереди чуть дрогнула и пошла вперед. Галер моментально отпрыгнул обратно в коридор. Голова замерла.
– Черт тебя побери! – крикнул Галер. Но тут же успокоил себя – девчонка прошла этот зал, значит, нужно просто двигаться по ее следу и смотреть, куда она нажимала.
Снова наступив на первую плитку, он с облегчением увидел, что голова осталась неподвижной. Но как только наступил на вторую – противоположная стена снова пришла в движение. Теперь стало понятно – каждая плитка на полу заставляет рогатый барельеф двигаться. Значит, в какой-то точке они должны сойтись. Но что дальше? Почему-то Галер был уверен, что эта последняя плитка не остановит движение бычьей головы и та попытается пронзить его острыми бронзовыми рогами!
Он сделал еще шаг и отчаянно завертел головой – в поисках следов на стене. Проклятая девчонка ушла отсюда, но как?
Свет в окошках под крышей начал постепенно меркнуть – в полутьме залов и так было сложно что-то разглядеть, а теперь…
Вдруг Галер остро пожалел, что с ним нет толстяка-литератора. Даже если он – просто галлюцинация, это куда как лучше, чем вот так – остаться один на один с этой бычьей головой, с каждым шагом приближая острые рога под рокот подземных механизмов…
Сколько он ни вглядывался в стену справа – никаких отметин! Ни единой!
Подожди, сказал себе Федор Никитич, не паникуй. Сначала надо разобраться с картой. Что тут изображено? Европейские страны?
Он не особенно увлекался географией. Несколько раз просматривал старинные карты, выставленные в витринах книжных лавок. Но и только. И то его больше интересовали странные формы Африки и Америк. Форма! Италия похожа на сапог! Под пылью было почти не разглядеть, но, кажется, Галер нашел некий отросток, напоминавший женский сапожок. Значит, это Европа! Но при чем тут бык?