Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

Дуров повел меня в сторону конторы, через центральный коридор. Потом мы подошли к стене, через дверь попали в узкий параллельный коридор и оттуда – на узкую лесенку, ведшую на второй этаж. Отодвинув тяжелую бархатную портьеру, мы наконец попали в директорскую ложу, находившуюся рядом с оркестром, справа от выхода на арену. Саламонский, сидевший в кресле, недовольно обернулся, но, увидев меня с Дуровым, только кивнул и снова принялся наблюдать за представлением. Лина указала нам на стулья справа от себя и приложила палец к губам. Мы сели. Справа от меня небольшой оркестр, только что отыгравший марш для парада-алле, молчал, переворачивая ноты. Внизу, в круге арены, шпрех объявлял первый номер – силовых акробатов, братьев Петруццо. Это были уже знакомые мне акробаты, чью репетицию я наблюдал на тренировочной арене. Когда акробаты вышли на арену, оркестранты справа от меня приложили свои трубы к губам, дирижер взмахнул палочкой, и первые же громовые звуки оглушили меня. Дуров посмотрел на оркестр, на меня и пожал плечами. Разговаривать при такой громкой музыке не имело никакого смысла. Так что оставалось только наблюдать за тем, что происходит внизу, – наблюдать с неким чувством бессилия.

Акробаты выступили хорошо, но публика аплодировала не так чтобы восторженно – представление только началось.

На сцену выбежало сразу пять коверных – из тех, кто в цирковой иерархии пока был в самом низу. Им еще не давали сольных номеров. Они показывали буффонаду – смешные прыжки, ужимки, драку на «батонах» – бамбуковых палках с расщепленными концами, которые громко и резко трещали, если даже несильно стукнуть ими по спине или голове товарища. Впрочем, коверные, быстро покрутившись по арене и немного подняв градус за счет своих грубоватых выходок, юркнули за кулисы, и шпрех объявил жонглера-эксцентрика «из далекого Китая» Му Ди Лао. Мужская публика смущенно засмеялась. Саламонский ухмыльнулся, но Лина сморщилась. Было видно, что сценическое имя псевдокитайцу придумала не она. На арену выехал – почему-то на верблюде – человек в просторной желтой одежде и маленькой черной шапочке мандарина на затылке.

Он ловко соскочил на опилки и начал раскланиваться. Униформисты бегом вынесли изящный лакированный столик, охапку тонких бамбуковых палок и стопку тарелок. Оркестр справа от меня грянул что-то невыразимо китайское, и Му Ди Лао, быстро укрепив вертикально на столике бамбуковые шесты, начал ловко раскручивать на них тарелки.

Я не буду описывать тут все представление – номера были очень интересными, однако всех нас в директорской ложе интересовало совсем другое – черный череп, казалось, витал под самым куполом цирка, наблюдая своими пустыми глазницами за выходящими на арену артистами, и скалился, выжидая, готовясь к удару. Я смотрел больше не на арену, а на ряды публики – стараясь уловить что-нибудь необычное, что могло бы стать зацепкой. Но народу было много, и люди вели себя вполне обычно – смеялись, указывали пальцами на того или иного актера, перешептывались… Только один номер заставил меня смотреть на арену неотрывно, после того, как шпрехшталмейстер объявил:

– А сейчас – несравненная гостья из прекрасной Франции, гибкая как лоза винограда, очаровательная Лили Марсель!

Оркестр грянул вальс. И на середину арены выбежала Лиза Макарова! Сердце мое застучало сильнее большого барабана.

Она была чудо как хороша – в облегающем темно-зеленом трико с небольшой легкой юбочкой на бедрах, которая только подчеркивала стройность ее ножек и тонкость талии. Рыжие волосы были собраны на затылке в узел, и только одна непокорная прядка падала на лоб – уж и не знаю, случайно или так было задумано.

Сделав несколько сальто, Лиза вдруг застыла на месте, подняв руки вверх. Из-под купола спустился канат с петлей, закрепленной на конце. Лиза просунула в петлю руку, и канат пополз вверх, унося ее высоко под купол.

Сейчас я даже не могу вспомнить подробности ее номера. Помню только, что я не отрывал глаз от ее тела, восхищаясь изяществом и даже не вспоминая, сколько силы нужно этой хрупкой на вид девушке, чтобы исполнять все эти элементы, удерживаясь только на руках. Очнулся я только в тот момент, когда девушка уже стояла на песке арены, грациозно раскланиваясь под гром аплодисментов. Саламонский удовлетворенно кивал, но его супруга отчего-то хмурилась.

Воспользовавшись паузой, Дуров поднялся и откланялся – ему пора было идти, готовится к выступлению.

Первое отделение подходило к концу, череп все еще не нанес свой удар. Да и честно сказать, в какой-то момент я расслабился, угроза отошла на второй план, и казалось, что все обойдется.

Последним в отделении выходил Гамбрини.

– Великий маг и иллюзионист из Италии Артуро Гамбрини!

Удивительно, но оглушительный оркестр начал все тот же марш из «Аиды»! Гамбрини появился на арене, одетый во фрак, с белым галстуком. На голове у него был шелковый цилиндр.

Он сделал круг под аплодисменты публики, приветствуя ее поднятием цилиндра, потом снова вышел в центр, остановился…