И вот в тридцать девять лет на него обрушилось весьма солидное наследство — удружил дальний родственник, — к чему он оказался совершенно не готовым ни социально, ни эмоционально, ни психологически. Морально — еще куда ни шло; его сильно развитое чувство долга сработало незамедлительно: нашлись всевозможные люди, всевозможные дела, которые требовалось охватить благотворительностью. Материальный аспект своего нового положения он постиг лишь через некоторое время; ему не сразу втолковали, что в его распоряжении столько денег, что он вполне может купить партнерство в фирме, и когда он все-таки решился на это, фирма приняла его с большим энтузиазмом, потому что их привели в восторг не только его деньги, но и он сам — скромный, преданный делу, надежный, трудолюбивый человек, который будет добросовестно вкалывать и не доставит никаких неприятностей. Можно смело сказать, что никто не возненавидел его лютой ненавистью за то, что ему так подфартило, что на него обрушилось такое состояние, а вместе с ним и немалые привилегии — во-первых, появилось больше возможностей развлечься, во-вторых, заметно выросли связи в обществе.
Неудивительно, что его стали принимать в кругах, дотоле ему неизвестных. Человек он был воспитанный, можно сказать, недурен собой и, несомненно, был выгодной партией; и если ему не всегда удавалось настроиться на волну общества, в котором он находился, не удавалось говорить с этими людьми на одном языке или улавливать полутона, эти недостатки социального свойства ему с готовностью прощались. Скорее они даже приветствовались, превращая его в любимца публики, в эдакого добродушного зверька, не очень натасканного. Несколько женщин, фотография одной из которых, кстати говоря, еще недавно украшала стену его комнаты, взялись за его воспитание и пускались на любые ухищрения, чтобы возвысить его в собственных глазах. Нельзя сказать, что у них не было личной заинтересованности, ибо они прекрасно понимали: если человек невысокого мнения о себе, ему не стать тем, кем они хотели бы его видеть. Но чем больше они старались, чем усерднее оплетали его шелковистой паутиной, тем сильнее развивалось в нем чувство долга и отстраненности. Чем отплатить за эту всеобъемлющую доброту? Он одаривал их мелкими подарками, цветами и безделушками, но подаркам этим порой придавалось чрезмерное значение; хотя эти знаки внимания принимались с восторгом, его мучило ощущение, будто от него ждут большего. Этих знаков было явно недостаточно! Взять, к примеру, миссис де Соль, для близких друзей Делис; проведя вечер в ее гостиной за приятной беседой и даже слегка пофлиртовав, он чувствовал себя в неоплатном долгу. Ну чем ей отплатить? Несколько миль тащить за ней тяжеленные чемоданы?
Оказалось, лихо тратить деньги ему не удается, от привычки считать каждый грош так просто не избавишься. Он был уверен, что должен тратить не больше, чем зарабатывает, а сама мысль спустить весь капитал была чуждой и пугающей. Со временем он оценил свои финансовые возможности более реально и перебрался из небольшого домика на окраине в комфортабельную квартиру в Южном Кенсингтоне. Но в том, что такой переезд ему по карману, он убедил себя лишь через несколько месяцев, а на первую вечеринку вообще отважился через полгода.
Вечеринка, однако, прошла успешно — присутствующие сделали для этого все возможное, и когда за последним гостем закрылась дверь, Джордж почувствовал — наконец кому-то и от него есть польза.
Мужчины из окружения Джорджа его потенциальные возможности оценивали несколько иначе, нежели дамы. Их отношение к нему было не столь восторженным. Само собой разумеется, они не носились с ним как с писаной торбой, но все же пристально за ним наблюдали — неизвестная величина, темная лошадка. Они, конечно, не жаждали, чтобы он надел на себя хомут супружеской жизни, но в их планах на его счет женщинам отводилась своя роль. В женщине самое главное — деньги, а уж потом прочие добродетели. Во всяком случае, кое-кто рассуждал именно так. Большинство новых друзей Джорджа обожали говорить о деньгах, деньги были для них всем; он этих друзей не выбирал, они выбрали его сами. В этом новом для себя мире он блуждал как слепой котенок, и когда кто-то проявлял интерес к его персоне, он был и удивлен, и польщен. Женщины, к которым его тянуло, были нежнее и утонченнее своих мужей, и общение с Джорджем приятно разнообразило их жизнь. Зато мужчины, существа более объективные и непредубежденные, пожалуй, более трезво оценивали его положение в обществе.
— Тебе нужно завести собаку, Джордж, — сказал один доброжелатель, из числа наиболее проницательных.
— Собаку?
— Да, эдакую псину, ты приходишь домой, а она машет тебе хвостом, лижет в щеку.
Джордж на миг задумался.
— Но ведь ее придется прогуливать.
— Не целыми же днями. Прежде всего думаешь об обязанностях. А ты представь, как она на тебя смотрит, глаза огромные, умоляющие, а ты ее гладишь, чешешь за ушами. Собака ведь на ласку куда податливей, чем человек.
— Ты думаешь, я ласковый? — спросил Джордж.