Смертельный рейс

После такой трудно произносимой тирады Когану оставалось только беспомощно улыбнуться и развести руками. Точнее, одной рукой, той, что не была в гипсе. Интересно, она меня специально здесь держит по просьбе местного руководства или правда соблюдает букву инструкции? И не возразишь ведь, не придерешься. Ведет себя правильно. Только мне не резон валяться здесь, когда группа ждет! Воспаление сняли, отек прошел, заживление идет нормально. Ну с гипсом похожу, не такое уж это большое неудобство.

Лежа на кровати, Коган размышлял о своих первых шагах, когда удастся наконец выйти из больницы. Честно говоря, были у него мысли и насчет диверсии с крушением их самолета. Не хватало информации для анализа. Нет, нужно подключать Шелестова. Пусть принимает меры и помогает выбраться из этих стен. Можно воспользоваться своим правом, но тогда слух пойдет, что человек из Москвы приехал, права качает. А Когану пока стоило вести себя тише воды ниже травы, вникая во все детали аварийности на маршруте. Он эту аварийность уже на себе прочувствовал.

В дверь вежливо постучали. «Кто бы это?» – удивился Борис. Медицинский персонал не стучал, когда входил. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что не хватает ему сейчас пистолета под подушкой. Чем черт не шутит. Дело государственное, и противодействие может принять такие формы и масштабы, что даже душонка следователя из особого отдела НКВД может оказаться разменной монетой. Впрочем, бывшего, бывшего следователя. Незачем кому-то знать такие подробности…

– Разрешите, товарищ Коган? – Летчик в накинутом поверх гимнастерки белом халате замер у входа с двумя сетками-авоськами в руках.

Лицо капитана было бледным и очень усталым. Глубокая ссадина на скуле почти зажила. Или их сразу было несколько? Но выбрит чисто, и в глазах уверенность. Наверное, был под арестом, и теперь выпустили. Борис сразу высказал свое мнение – летчиков не наказывать. Не было их вины в падении самолета. Наоборот, летчиков наградить надо за спасение пассажиров. Ведь там, в тайге, произошло настоящее чудо!

– Заходите, Иноземцев, – кивнул Коган. – Что это вы?

– Ну как же, – чуть смутился пилот. – Навестить вас решил. Вроде как в одной беде побывали.

– А это уж совсем лишнее. – Коган кивнул на авоськи.

– Не откажите, Борис Михайлович, – улыбнулся летчик и, подойдя к прикроватной тумбочке, стал вынимать пакеты из серой оберточной бумаги. – Тут не только я вам привет передаю, это и от пассажиров, от той женщины-военврача, которая вас перевязывала.

В пакетах оказалось печенье, пряники, баранки, конфеты, несколько пачек папирос и даже два яблока. Учитывая, что за окном стоял октябрь, а дело происходило в Якутии, подарок тронул Когана. Видать, и правда, от чистого сердца. Надо воспользоваться своим служебным положением ради такого случая. Борис решительно нажал на кнопку звонка, к которой не прикасался еще ни разу за все время своего лечения. Дежурная медсестра с испуганными глазами влетела в палату практически тут же. Но Коган решил ее сразу успокоить:

– Варенька, душенька! Сделайте одолжение, попросите два стакана чаю, да покрепче. Боевой товарищ вот наведался. Посидеть бы, по душам поговорить. Сделаете?

Черт, а приятно, хотя и немного стыдно, подумал Коган, когда в палату торопливо и с готовностью внесли горячий чайник, стаканы в красивых подстаканниках. Тумбочка была сервирована не хуже банкетного столика. А в виде молчаливого подарка от администрации появилось даже блюдечко с несколькими ломтиками лимона. «Будем считать, что это просто оперативная работа и я использую обстоятельства для дела», – успокоил себя с усмешкой Борис, глядя, как Иноземцев разливает по стаканам чай.

Разговор зашел о погоде, о сухой бесснежной осени. Летчик немного рассказал о себе, о своей семье. Но Коган ненавязчиво и незаметно повернул русло разговора к местным делам. Часто ли случаются аварии с самолетами, летающими в этих местах? Особенно с транспортниками на Аляску, с перегонными машинами с Аляски в Красноярск?

– Я не знаком со статистикой, товарищ Коган, – задумчиво ответил пилот. – Да и в гражданском флоте я до войны не служил. Могу только судить как летчик, что при такой аварийности работать нельзя.

– Высокая? – Борис внимательно посмотрел на собеседника.

– Высокая, – согласился Иноземцев. – Но я понимаю, что война и не до сантиментов. Надо летать, надо делать свою работу. Всем трудно. На фронте больше людей гибнет.