Смертельный розыгрыш. Конец главы

С Пейстонами мы познакомились лишь на третий уик-энд, после того как водворились в «Зеленом уголке». Дел было превеликое множество: мы с Дженни снова и снова переставляли мебель, приводили в порядок запущенный сад, а это требовало времени и сил, каждый день Дженни по два часа играла на рояле, в хорошую погоду мы устраивали пикники, обедали или пили чай на свежем воздухе, осматривали окрестности, и тут нам не требовалось никакой компании. В начале июня к нам должна была приехать Коринна. Она перенесла тяжелую ангину, и, хотя особой опасности эта болезнь не представляла, в школе решили, что для полного выздоровления ей необходимо побыть дома.

Сама Дженни цвела, как и вся окружающая нас природа. Вернувшись из Оксфорда, я нашел ее глубоко встревоженной. Проникнуть в дом через незапертое окно не составляло, понятно, особого труда, но ничего похищено не было, да и что можно утащить из пустого дома. Я даже не стал заявлять в полицию. Но и не обратить внимания — мол, дело пустяковое,— тоже не мог. Деревенские ребятишки не такие уж знатоки средневековой поэзии, чтобы цитировать ее в своих настенных надписях. Дабы рассеять всякие сомнения, я поговорил с директрисой толлертонской школы, куда нетерплашских школьников возили на автобусе, она навела справки и заверила меня, что ее ученики не читали этого стихотворения и не могли слышать «Весеннюю симфонию» Бриттена. Мысль, что это сделал взрослый человек и именно в моей комнате, настораживала и даже удручала меня. Дженни была расстроена по другой, более простой причине. Неизвестно кем сделанная на стене надпись была равнозначна для нее анонимному письму, а в анонимках всегда есть что-то мерзопакостное, что-то, от чего болезненно сжимается сердце; у бедной Дженни были все основания опасаться их. Но это было единственное облачко на нашем горизонте, оно уплыло, и небо над нами снова ясное. Так я думал.

Приглашение от Пейстонов мы получили по почте; оно поразило меня строгой официальностью: плотная глянцевитая бумага с типографской шапкой «От Роналда Пейстона. Замок, Нетерплаш Канторум, Дорсет» и отпечатанным на машинке текстом. В субботу приглашали на ужин (надлежало быть в смокинге). Коринна приехала накануне, на уик-энд мы ждали моего сына Сэма из Бристоля, и первым моим побуждением было отказаться. Но Дженни сказала, что это не по-соседски. К тому же ей хотелось посмотреть Замок: почему бы нам не позвонить им и не спросить, нельзя ли прийти вместе с Сэмом и Коринной. Вот так я впервые услышал голос женщины, которую видел три недели назад на росистом газоне, где она прогуливалась в своем золотом сари. Даже в телефонной трубке ее голос звучал, словно экзотический музыкальный инструмент: необыкновенно мелодично, с какой-то воздушной легкостью.

Я объяснил наши затруднения.

— Конечно, приводите их обоих,— перебил меня голос.

— Мне не хотелось бы обременять вас.

— Да что вы! Я уверена — все будет отлично.

Вера Пейстон произнесла это как-то неопределенно, почти мечтательно, похоже, подготовка к званому ужину ее совершенно не касалась. У них в доме, верно, целый штат прислуги, подумал я. Или везде работает автоматика. Я поблагодарил ее и добавил:

— Не ручаюсь только за своего сына. Он терпеть не может смокинг, особенно в жару.

Она засмеялась. Будь на ее месте любая другая женщина, я бы сказал: захихикала, но ее смех напоминал перезвон храмовых колокольцев.

— Пусть приходит в чем ему нравится. Понятия не имею, почему мой муж приписал: «Надлежит быть в смокинге». Будет всего несколько друзей. Во всяком случае, я так думаю, никогда не знаю наперед, кого привезет с собой Роналд на уик-энд.— Она снова рассмеялась.— Если хотите искупнуться, прихватите с собой купальные костюмы.

Вера говорила по-английски прекрасно, если не считать легкого иностранного акцента, и это отклонение от литературной нормы явилось первым свидетельством того, что Вера Пейстон еще не окончательно «англизировалась». Я начал было говорить, с каким нетерпением мы ждем дня, когда сможем осмотреть Замок, но вдруг услышал сигнал отбоя. Лишь впоследствии я привык к тому, что Вера отключается без всякого предупреждения — характерное проявление ее ускользающей сущности; пройдет совсем немного времени, и я пойму, что именно эта ее неуловимость, хочет она того или нет, привлекает к себе мужчин.

В пятницу после обеда мы встретили в Дорчестере Коринну. Дочь была бледненькая, осунувшаяся, она и в детстве-то не была упитанной, а тут уж совсем исхудала.

К нашей с Дженни радости, она восторгалась новым домом и деревней. Особое удовольствие доставляло мне видеть, какие непринужденные у них с Дженни отношения: не мачеха и падчерица, а старшая и младшая сестры. Дженни отвела Коринне комнату с солнечной стороны дома и постаралась как можно лучше ее обставить; во время каникул они целыми часами вместе выбирали обои; у Дженни чудесный дар: не подавляя чужого вкуса, она умеет наводить на удачное решение; когда Коринна увидела свою комнату, она ахнула от восторга, обвила шею Дженни руками и воскликнула: