Смертельный удар

Корпус и элитийская армия соединились там, где и рассчитывали — на равнине у города Сдранга. Здесь Срединный хребет был наиболее пологим и практически каждая долина имела выход на противоположную сторону. Корпус подошел к лагерю армии на закате. Грон, как обычно, ехал в голове колонны, с Багровым глазом Магр на груди. Разведчики Корпуса принесли в лагерь весть о его приближении задолго до того, как показались колонны Корпуса. Поэтому когда Грон подъехал ближе, то увидел, что весь лагерь высыпал навстречу по обеим сторонам дороги. А на валу у ворот стояли Толла с Югором и смотрели на него. Грон под восторженные крики элитийцев дал шенкеля Хитрому Упрямцу, подъехал к жене и сыну, одним движением вскинул их в седло и, не меняя аллюра коня, двинулся вперед. Они торжественно проследовали через лагерь и под несмолкающие вопли восторга скрылись в большом белом шатре. Едва за спиной упал полог, Грон сбросил маску торжественности и крепко прижал к себе Толлу и сына. Толла тоже, по-видимому, еле сдерживалась все это время, потому что, как только приникла к Грону, разревелась. Югор вцепился ручонками в ноги отца и матери и в свою очередь не выдержал и начал хлюпать носом. Несколько минут они просто стояли, тесно прижавшись и вдыхая уже немного забытый, но умопомрачительно родной запах друг друга. Наконец Толла оторвалась от Грона и, утерев слезы ладонями, бросилась в глубь палатки. Грон подхватил сына на руки и пошел следом. За занавесями стоял небольшой стол, уставленный яствами, а возле него — ложе, накрытое пушистыми шкурами барсов. Толла усадила мужа на ложе, опустилась на колени, стянула с него стоптанные сапоги и принесла таз с теплой водой. Омыв ему ноги, она стала вытирать их чистым полотенцем, но когда Грон положил свою заскорузлую ладонь ей на голову и нежно провел по волосам, Толла снова не выдержала и, прижавшись лицом к его ногам, опять разревелась. Грон подхватил ее на руки и посадил на колени, крепко прижав к себе. Югор ужом ввинтился под отцову руку и затих, прижавшись к боку. Так они и сидели, сплетясь в некое многорукое и многоногое существо, пока Толла не ахнула и, спрыгнув с колен Грона, не подвинула мужу блюдо с мясом и овощами, укрытое крышкой, чтобы еда не остыла. Пока Грон ел, она сидела на ложе, поджав под себя ногу и положив руку на его колено, и Грону казалось, что сияние ее глаз освещает шатер больше, чем масляные лампы.

Они засиделись до полуночи. В этот вечер их никто не беспокоил, но они не замечали этого. Они потеряли счет времени и говорили, говорили, плакали, смеялись, дурачились и снова говорили… Наконец Югор задремал в уголке ложа. Грон осторожно взял сына на руки и отнес за занавеси в дальний конец палатки, где было специально устроено маленькое ложе. Когда он вернулся, Толла уже ждала его. Она сидела на ложе нагая, а все масляные лампы, кроме одной, были потушены. Грон подошел. Она протянула руку и, потянув его к себе, усадила на ложе, потом соскользнула на пол и гибким, кошачьим движением прянула в середину отгороженного занавесями пространства. На мгновение замерев, она обдала его жарким взглядом и двинулась вокруг него, слегка пощелкивая пальцами и затянув вполголоса ту низкую, вибрирующую мелодию, которую он впервые услышал на дровяном дворе храма богов Близнецов острова Тамарис. Но в этот раз она звучала совершенно иначе. Теперь ее исполняла не юная девочка, слегка обученная любовным позам и приемам и ничего еще не знающая ни о любви, ни о жизни, ни о страсти, ни о горе, в этот раз ее вела зрелая и искусная женщина, которая с неистовой страстью желала именно этого мужчину. И которая знала, что после долгих лун ожидания и тревоги она наконец-то получила его. Это буквально выплескивалось из каждого звука, и Грон почувствовал, что больше не может сдерживаться, он еще попытался совладать с собой, на мгновение закрыв глаза, но все оказалось напрасным — волосы Толлы хлестнули его по груди, он почувствовал, как вскипела кровь, и, еле сдержав крик, прыгнул к ней… Первый раз это произошло внизу, у ложа, и Толла, подавляя дикий выкрик, как тогда в лесу, вцепилась зубами в землю.

Утром они проснулись от того, что Югор влез на ложе и уселся на ногу отца. И поскольку их ноги и руки были переплетены, то проснулись оба. Грон, счастливо улыбнувшись, посмотрел на сына, вдруг изменился в лице и начал суетливо оглядываться вокруг в поисках покрывала. Поймав лукавый взгляд Толлы, он на мгновение замер и, снова улыбнувшись, сокрушенно покачал головой. Оба не выдержали и расхохотались.

Сразу после завтрака в шатер прибыли Франк, Дорн и остальные командиры Корпуса и войска. После долгого совещания, на котором Грон узнал обо всем, что произошло в Элитии в его отсутствие, ибо элитийцы, деликатно отводя глаза, дали понять, что, по их предположениям, базиллиса с мужем этой ночью явно занималась не обсуждением деловых вопросов, Грон подвел краткий итог:

— Горгос пал, Орден бежал, идем на принца.