Смертельный урок музыки

Спускаясь по лестнице, я вспоминал слова Ким. Она думала, будто я все это выдумал про привидение. Решила, что я хотел ее развеселить.

Но у нас в доме действительно жило привидение. Привидение, которое играло на пианино. И об этом знал только я. Только я один.

Я прошел через темный зал. Потом – на цыпочках – через столовую.

Музыка продолжала играть.

Такая тихая и печальная…

Призрачная.

У дверей в гостиную я остановился. Все думал, что будет, когда я туда загляну.

Исчезнет женщина или нет?

А может, она меня ждет?

Я сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и шагнул через порог.

22

Она сидела за пианино, низко склонив голову. Длинные волосы закрывали лицо.

И поэтому я не видел ее глаз.

Тихая музыка закружила меня в вихре нот и повлекла за собой. Она как будто тянула меня к пианино.

Я затаил дыхание.

У меня дрожали коленки, но я все-таки сделал шаг вперед. Потом еще один.

Она была вся словно соткана из тумана. Серая призрачная фигура на фоне темного окна.

Она тихонько покачивала головой в такт мелодии. Ее руки скользили по клавишам, а рукава призрачной блузки развевались, как будто от ветра.

Я не видел ее глаз. Не видел ее лица. Длинные волосы скрывали ее, как вуаль.

Музыка словно парила во тьме, легкая и печальная.

Я сделал еще один шаг. До меня вдруг дошло, что я давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух.

Женщина прекратила играть. Быть может, она услышала мой бурный выдох и поняла, что я здесь.

Она подняла голову, и я увидел ее блеклые глаза. Она смотрела на меня сквозь вуаль серых волос.

Я замер на месте.

Я затаил дыхание.

Я даже не вскрикнул.

Я ждал… сам не знаю чего.

– Все эти истории правдивы, – прошептала она.

Ее тихий голос напоминал шелест сухих листьев.

Я даже не был уверен, что расслышал ее правильно. Я хотел хоть что-то сказать, но не смог. В горле стоял комок и мешал говорить.

Я не в состоянии был выдавить из себя ни звука.

– Все истории правдивы, – повторила она. Ее голос был легким, как ветер. Едва различимым. Просто дрожь в воздухе.

Я только стоял и таращил глаза.

– К-какие истории? – наконец выдавил я.

– Истории про музыкальную школу.

Женщина вновь опустила голову, и серые волосы призрачной пеленой упали ей на лицо. Она оторвала руки от клавиш и медленно подняла их к лицу.

– Все истории правдивы. – Теперь ее тихий голос звучал как стон. – Правдивы.

Она протянула мне руки.

Я в ужасе закричал. Я едва не захлебнулся криком.

Это были не руки – обрубки.

У нее не было кистей.

23

Я не помню, что было потом. Когда я очнулся, рядом со мной была мама. Она обнимала меня и прижимала к себе.

– Джерри, успокойся. Все хорошо, Джерри. Все хорошо, – повторяла она.

– А? Мама?

Я задыхался. Мне не хватало воздуха. Сердце билось так сильно, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. Ноги подкашивались.

– Мама?.. Где?.. Как?..

Я растерянно огляделся. В столовой горел свет. В дверях стоял папа и смотрел на меня, щурясь сквозь очки.

– Ты так орал, что весь город, наверное, перебудил, – сказал он, поправляя пояс своего халата.

Я ничего уже не понимал.

Я орал? Когда я орал? Я ничего такого не помнил.

– Но теперь все хорошо, – проговорила мама. – Теперь все хорошо.

Все хорошо?!

Мне снова представилась женщина-призрак. Вся серая. С длинными серыми волосами, которые скрывают лицо, как вуаль. Я вспомнил, как она протянула мне руки. Страшные обрубки. Без кистей и пальцев.

Я снова услышал ее тихий, призрачный голос: «Все истории правдивы».

Почему у нее не было рук? Почему?

И как она играла на пианино, если у нее нет пальцев?

Зачем ей играть на моем пианино? Зачем ей меня пугать?

У меня путались мысли. Столько вопросов… Мне хотелось кричать. Кричать долго и громко. Но я не мог. У меня не было сил.

– Мы с мамой спали. А ты напугал нас до смерти, – сказал папа. – Я в жизни не слышал таких жутких воплей.

Я не помнил, как кричал. Не помнил, как исчезло привидение. Не помнил, как мама с папой вошли в гостиную.

Все это было так жутко… Наверное, поэтому у меня и заклинило память.

– Ты весь дрожишь. – Мама еще крепче прижала меня к себе. – Сейчас я тебе сделаю горячий шоколад. Постарайся успокоиться, Джерри.

– Я стараюсь, – выдавил я, стуча зубами.

– Наверное, ему снова приснился кошмар, – сказал папа маме.

– Ничего мне не приснилось! – закричал я.

– Ну, хорошо, хорошо, – быстро проговорил папа – он не хотел, чтобы я снова впадал в истерику.

Но было уже поздно. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующую секунду я орал дурным голосом:

– Я не хочу больше играть на пианино! Не хочу! Уберите его отсюда! Уберите!

– Джерри, пожалуйста… – Мама встревожилась не на шутку.

Но я уже не мог остановиться:

– Я не хочу играть на пианино! Не хочу ходить в эту школу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!

– Ладно, Джерри. Ладно! – Папе тоже пришлось повысить голос, чтобы перекричать мои отчаянные вопли. – Не хочешь – не надо. Никто тебя не заставляет.

– Не хочешь – не надо, – повторила за ним мама.

– Правда? – Я смотрел то на отца, то на маму, пытаясь понять, серьезно они говорят или нет.