Смертельными тропами

Терять так много времени страшно не хотелось, но пришлось согласиться. Я покорно кивнул, и мы тем же порядком потянулись в деревню. Марусю все так же несли в клетке: после ритуала она совершенно обессилела, даже лечебные сгустки Диогена не помогали. Я шел рядом, держа ее за руку.

Когда мы вернулись, празднование уже завершилось. Народ разошелся, и лишь группа особо стойких зенолов, обнявшись, старательно выводила заунывную песню.

Лишь лунный свет свои раскинет сети,

Мир гор застынет жизни вопреки,

Тебя убьют твои родные дети,

Вонзив во плоть морозные клыки.

Передернув плечами, я поспешил за Ормином. Старейшина выделил Марусе комнату в своем доме–куполе. Нечего и говорить, что вызвался подежурить у ее ложа.

У входа подпрыгивала от нетерпения Сальвана.

— Папа разрешил мне вас проводить, — выпалила она, тряхнув хвостом–пальмой.

Я последовал за ней, поддерживая Марусю под руку. Через тесный коридор, заставленный санями, снегоступами и какими–то жердями, девочка провела нас в полукруглую комнату. Ее стены были такими же белыми, с вкраплением сверкающих искр, как и снаружи дома. А у самого пола, устеленного шкурами, я заметил нацарапанного углем человечка с копьем. Наверное, творчество Сальваны.

Помещение, хоть и было совсем маленьким, показалось мне довольно уютным. Свет закрепленного у входа факела играл на свисающих серебряных украшениях, сквозь хрустальное окно потолка перемигивались тусклые звезды, а почти все пространство занимала большая, низкая кровать.

— В этой перине, — торопливо пояснила маленькая хозяйка, — есть перо из хвоста холценгольфа. Оно помогает подняться после любой болезни.

— Спасибо, Сальвана, — я с улыбкой взглянул на девчонку и вдруг понял, что губы у нее замазаны белым.

Она тряхнула пальмой и убежала, а мне оставалось лишь усмехнуться ей вслед. Да уж, дети есть дети.

Маруся легла, а я, пристроившись в изголовье, взял ее за руку. Оставшись одни, мы долго молчали. Но вот она подняла на меня глаза и тихо прошептала:

— Спасибо, Дим. Не думай, что я не понимаю…

— Чего? — улыбнулся я.

— Ты торопился освободить Черный Камень и отправить Фиолы сестре. А вместо этого потерял столько времени, помогая мне. Тогда, перед боем, когда ты от меня отвернулся…

— Прости.

— Нет. Это ведь я поверила, что ты подлец. Предатель.

— Прости, — повторил я, наклоняясь к ее лицу.

Наверное, она хотела сказать что–то еще. Я чувствовал, как шевельнулись ее губы под моими. Однако сейчас слова были просто не нужны. Да, я по–прежнему зверь, оборотень. Да, мне по–прежнему нужны Фиолы, и я зубами загрызу любого за возможность спасти сестру. Но — потом. Все потом.

Едва моя рука коснулась застежки Марусиного камзола, как раздался крик:

— Снежить атакует!

Блин, никакой личной жизни. Я поспешно вскочил и бросился на улицу. Там уже толпилось не менее сотни воинов. В небе ярко светила луна, а на краю деревни, между домами, мелькали белые тени. Три огромных великана кружились среди них, пытаясь растерзать на части снующих под ногами мертвых младенцев.

Воины выстроились в два ряда, причем во втором стояли лучники. Из дома выскочила Маруся — видимо, перо холценгольфа и впрямь обладает чудодейственной силой — и попыталась пристроиться к ним. Однако Ормин, командовавший отрядом, решительно отстранил ее.

— Твои стрелы бесполезны против снежити, странница. Мы пользуемся магическими, они разрывают врага изнутри.

Круто, надо прикупить таких же.

— Что, что случилось?!

Я обернулся на крик — от соседнего дома к нам спешили Леха и Верлим.

— Уходите, — приказал Ормин. — Прячьтесь. От вас не будет толку.

Он махнул рукой, и отряд двинулся за ним. А мы остались бестолково топтаться на месте.

— Не дело тут отсиживаться, — покачал головой Верлим. — Пошли, поможем.

Помочь мы вряд ли чем–то могли, но он был прав: наблюдать, как гибнут те, с кем еще несколько часов назад сидел за одним столом, как–то не айс. А зенолы и в самом деле оказались в сложном положении. С десяток небольших отрядов противостояли толпе снежити, среди которой крутились великаны, пытавшиеся ее затоптать. Мертвые младенцы одним прыжком достигали цели, кусали и мгновенно исчезали, а их несчастные жертвы в считанные секунды превращались в лед. Лунный свет освещал битву, придавая ей жутковатую сюрреалистичность.

— Маруся, Леха, уходите в дом. Вы снежити ничего не можете сделать, а для нее — легкая мишень. Верлим, погнали.

Мы с гномом рванули к месту битвы, сзади, тяжело хлопая крыльями, спешил Диоген. До ушей донесся Лешкин возглас:

— У меня ж когти Хвата есть!

Но думать об этом было некогда. Я прекрасно осознавал, что рвать врагов на части — выше моих сил. Но и наши железные латы они прокусить не в состоянии. Так что хоть отвлечем кого–то из них на себя.

Когда мы подбежали, один из великанов как раз схватил младенца. Взяв его за ноги и за голову, он дернул руками в разные стороны, раздался тихий всхлип — и белые останки полетели на снег.