Смерти нет

А константинопольскому автократору – пофиг. Судя по тому, что слышал Сергей, главной темой константинопольской политики были не текущие и грядущие военные потери, а борьба императора за право заключить четвёртый брак. Если всё и впрямь так, как говорили побывавшие в Константинополе купцы, то становится понятно желание Олега подёргать восточноримскую волчицу за вымя. Но Византия есть Византия. Политическая обстановка там меняется быстро. И недавние варанги[16] наверняка в курсе розы политических ветров Палатина… Сергей задумался и не услышал начала очередного тоста. Сидевший слева от Сергея Солн пихнул его в бок, вернув в текущую действительность.

– …А особо хочу сказать о вое нашем Варте! – провозгласил Рёрех. – Отрок сей выручил нас дважды. Первый раз, когда упредил о близости ворога, а второй, когда, вырвавшись из полона, не только поведал о коварной засаде, но пособил разбить врагов, кои числом превосходили нас вчетверо!

Сергей поспешно вскочил и поклонился. Вежливость требовала.

Поймал заинтересованные взгляды бывших императорских гвардейцев.

– Что сказал? – спросил Машег.

Сергей перевёл.

– Обо мне ничего, – проворчал хузарин. – А мы с тобой вместе от печенегов бежали. И били их вместе. Не пойду я к вам в дружину.

– Был бы ты в дружине, княжич непременно бы тебя упомянул, – заметил Сергей. – И нечего тебе обижаться. Это только слова. Долей-то тебя не обидели.

– Это да. – Машег повеселел. – Слушай, а девки ваши где?

Девок и впрямь не было. Подавали на пиру пацаны из дружинных детских. На пиру вообще не было женщин, хотя тот же Внислав наверняка женат.

В другой ситуации Сергей счёл бы это плохим знаком, но вероятность коварного нападения киевских дружинников на варягов Рёреха была равна нулю. Все присутствующие на пиру если не друзья, то как минимум союзники.

Так полагал Сергей, однако далеко не все пирующие были того же мнения.

И очень скоро ему предстояло это узнать.

– Не знаю я, где девки. На кухне, может быть. Найдём мы девок, не беспокойся.

– Я хочу сейчас! – Машег поднялся.

На ногах он стоял твёрдо, но Сергей видел, что друг малость перебрал. А может, и не малость. Он же мелкий. Много ли такому надо…

– Ты куда?

– Девку найду!

– Да? А как договариваться будешь? Ты ж языка не знаешь!

– А зачем? – Хузарин криво ухмыльнулся. – У меня есть вот! – Он похлопал по кошелю на поясе. – Серебру ни одна не откажет!

И решительно двинулся к выходу. По походке и не скажешь, что пьян.

Пойти за ним или нет? Беспокоиться вроде не о чем. Серебро и впрямь помогает «договариваться».

Или всё же проводить? Это ж Машег. Самоуверенность, вспыльчивость и алкоголь – рискованный коктейль. Вдруг обидит кого-нибудь?

– Варт! Чего сидишь, будто сыч! Выпей с нами!

Наслав. Лыбится во все зубы. Братина с мёдом в руках. Откажешь – обидится. А темперамент у Наслава похуже, чем у Машега. Вскипает враз. Да и зачем отказывать?

– А давай!

Это ж пир! На пиру пьют да веселятся. Поют и танцуют!

Хмельной мёд пах Диким Полем.

Возможно, Сергей и не прав насчёт темперамента. Ему тоже не всегда удаётся держать «подростка» в узде. А если уж его умудрённый жизнью разум пасует перед гормонами…

Сергей глянул в сторону княжича. Тот был – как скала. Спокоен и твёрд. Обсуждал что-то с киевским воеводой. И не скажешь, что он лишь на год старше Наслава. Что это? Генетика? Осознанное с детства осознание: ты рождён править?

– Спляшем, Варт?

– Да запросто!

* * *

– Гладкий, ты глянь! Сварогова сила! Да глянь ты! Это ж хузарин!

– И чего? – Княжий отрок Драчила Гладкий, прозванный так за отсутствие растительности на физиономии, поставил недопитую кружку и нехотя посмотрел в указанном приятелем направлении.

– Ну хузарин, и чего? – Драчила запихнул в рот кусок пирога с рыбой и заработал челюстями. Ну а что ещё делать на пиру? Пить, жрать… Ну и девке какой-нить подол задрать. Но это опосля. Когда со стола подметено.

– Так не было хузарина у варягов, когда они с нами шли!

Драчила прожевал, проглотил, допил и постучал пустой кружкой:

– Эй, малой, ну-ка!

– Так он, может, не их! Только сидит с ними!

– И чё?

– Давай его убьём!

– Ты доверху лей, – велел Гладкий детскому. – Чё сказал, не расслышал?

– Давай его убьём, говорю!

– Ты дурной, Ставок? – покрутил пальцем отрок. – На что он тебе сдался?

– Ненавижу хузар!

– Дык кто их, чванливых, любит. – Драчила пригубил мед. Вроде не разбавленный. – Гляди у меня! – на вский случай строго сказал он детскому.

– Хузары моего прадеда убили! – горячился Ставок.

– А у меня деда двоюродного, и чё? Война ж.

– Отмстить!

– Отмстили уже, – пожал широкими плечами Гладкий. – Отмстили и замирились. А потом опять отмстили. И обратно замирились. Ныне с хузарами мир. Порушить его хочешь? Так иди к батьке Олегу и скажи. Мол, желаю я, отрок Ставок, с хузарами задраться немедля! Он тотчас дружину на конь, а тебя – в воеводы! Заместо Внислава! Га, га!

– Тебе смешно, – обиделся Ставок. – А они бабку мою ссильничали. Я, может, зарок дал: за род свой отмстить!