Смерти нет, я знаю! Правдивая история о том, что нас ждет за последней чертой

Мне не удавалось толком разглядеть, что произошло с Майком, когда ему было девять и одиннадцать. Отец на этот счет разъяснений не давал – его слишком придавило раскаянье.

Но тут заговорил Майк. Он повел меня в свое детство на Лонг-Айленде. У него была коллекция мягких игрушек, которые он обожал. Маленькая желтая обезьянка с длинным хвостом, плюшевый мишка, всего восемь или девять игрушек.

– Они были моими лучшими друзьями, – сказал Майк. – Когда я рос, в доме не принято было обниматься или целоваться, но моих зверей я мог обнимать и целовать, сколько хотел. На них я мог положиться. Поэтому каждый вечер я собирал их у себя в кровати в кучку, обхватывал руками и так засыпал.

Однажды, когда Майку было девять, он пришел из школы и обнаружил, что игрушки пропали. Он лихорадочно искал их, но они так и не нашлись. Отец выбросил их на помойку.

– Отец сказал, что мягкие игрушки для девчонок, поэтому он их выбросил.

Спустя два года, в одиннадцать лет, Майк обнаружил у соседнего дома большую картонную коробку и затащил в семейный гараж. Он разрезал ее, разложил на полу и превратил в гигантский холст. Каждый день он мчался домой из школы, чтобы поработать над своей картиной. Это был пейзаж с горами, деревьями и ручьями. Это был его шедевр. Работа над картиной позволяла ему чувствовать себя живым. В ней Майк видел отражение собственного прекрасного света. Он видел и понимал свой уникальный дар и истинное «я».

Однажды днем Майк пришел из школы, поднял дверь гаража и увидел, что картины нет. Он спросил у мамы, что случилось.

– Отец ее выбросил, – ответила мать.

Майку не надо было спрашивать, почему. Он уже знал ответ. Он достаточно часто слышал от отца «рисуют только девчонки».

– Я по сей день помню этот шок – как я поднял дверь гаража и не увидел своей картины, – рассказывал мне Майк. – После этого я никогда больше не рисовал. Я полностью задавил художественную сторону своей натуры.

Вместо этого Майк выбрал более практичный путь, приведший его в менеджеры по продажам в компании «Джонсон и Джонсон». Это была хорошая работа, но всего лишь работа. Время от времени, становясь старше, он пробовал рисовать снова, но никогда не занимался этим по-настоящему. Или подумывал написать что-нибудь, а потом бросал. Он просто больше в себя не верил.

Порыв что-то создать – и дары, и способности, составлявшие самое ядро его существа, – спали в Майке десятки лет.

* * *

Однако Вселенной не хочется смотреть, как мы погребаем свои мечты под слоями боли и сомнений. Майк рассказывал мне, как несколько лет назад, пройдя через развод, оказался на сеансе групповой терапии. Туда его затащил друг. Через несколько сеансов терапевт попросил всех участников группы поделиться своими мыслями друг о друге. Все девять сказали Майку, что он странный.

– Я был потрясен. Я не сознавал, что люди видят меня именно так. Я по-прежнему не умел выражать эмоции и обращался с людьми крайне пренебрежительно, отмахиваясь от них или прибегая к грубому тону. По дороге домой в тот вечер я думал: «Ладно, вот кучка чувствительных людей дружно говорит одно и то же. Сдается мне, придется в этом разобраться».

Наверное, это был первый в жизни Майка миг серьезного самоанализа.

После этого жизнь начала меняться. У него никогда не было подруг, но теперь он начал тянуться к женщинам как к друзьям и обнаружил, что с ними может выражать себя так, как раньше казалось невозможно.

– С ними я мог вести такие разговоры, которые никогда бы не смог завести с мужчинами. Тогда-то дверь для меня и распахнулась.

Майка всегда тянуло на запад, в Калифорнию, и наконец он туда отправился. Планировал задержаться совсем ненадолго, но в последнюю минуту передумал и остался писать. Переехал через мост в Саусалито, посмотрел направо и ощутил огромный прилив энергии. Словно место само его позвало.

– Я сказал себе: «Что-то здесь для меня есть», – вспоминал Майк. – Оставалось только идти на зов.

Майк поселился в городке под названием Тибурон. Там он начал работать над романом и сценариями. Впервые во взрослой жизни он воссоединился с артистической стороной своей натуры. Примерно в это же время и состоялся наш с Майком сеанс.

– У вас впереди очень, очень важные годы, – говорила я ему. – Вам предстоит так вырасти. Вы так долго ждали, и ваше время наконец пришло. В вашей жизни произойдет великое исцеление. Сейчас вы переопределяете для себя, что значит быть мужчиной.

Даже теперь Майк, которому хватило храбрости воссоединиться со своей артистической стороной, не был уверен, что поступает правильно.

– Да, я вернулся к тому, чтобы быть художником, – сказал он мне. – Но не так уж я успешен. Поэтому до некоторой степени отец был прав.

– Нет! – воскликнула я. – Дело не в том, чтобы заработать миллион долларов. Суть в том, чтобы пуститься в путешествие. Успех в том, что вы наконец ступили на этот путь. И этот поступок придает вам сил! Вы говорите: «Мой голос важен! Мои чувства важны! Важно, кто я!» Вот она, полная победа.